государственной жизни, градостроения, законодательства, военного дела, древние римляне начисто лишили свою религиозную жизнь красочного, эмоционального начала. Мифология, поэзия, искусство, философия долгое время не играли никакой роли в религии римлян. Зато ритуал общения человека с божеством был разработан до мельчайших деталей и занимал в жизни римлянина совершенно исключительное место. Сам дом римского гражданина являлся своеобразным храмом, где он ежедневно возносил молитвы огромному сомнищу богов: богу очага, богу стены, богу двери, богу порога, богу ложа, богу колыбели ребенка и прочим богам, населявшим почти все предметы в доме и за его пределами. Особое место в римском пантеоне занимали боги — покровители земных плодов. Их также было великое множество: Янус и Сатурн открывали покров земли и внедряли в нее зерно, Сейя Семония питала посеянное зерно в земле, Сегеция охраняла взошедший росток, Флора ведала цветением злаков, Матута — их созреванием, Мессия — жатвою созревшего хлеба и т. д. Каждому из этих божеств соответствовал свой четко разработанный ритуал поклонения, запомнить который подчас было совершенно невозможно. Поэтому во время религиозных церемоний пользовались специальными богослужебными записями (indigitamenta) и книгами (libri rituales), которыми распоряжались понтифики.

Свои просьбы к богу римляне зачастую писали на табличках и клали к ногам статуи божества. Но чаще всего они прибегали к прямому общению с тем или иным божеством, вознося молитвы и активно помогая себе жестами, дабы божество не ошиблось относительно их прошений. Если кому-нибудь казалось, что один из богов разгневался на него, он смиренно просил у него мира, и тогда между ними заключалась своего рода сделка, одинаково обязательная для обеих сторон. Человек должен был купить покровительство небес молитвами и жертвами, но и со стороны богов, если жертва была принята благосклонно, ожидалось дарование просимой милости. Если выяснялось, что боги не исполнили условий договора, то им высказывалось неудовольствие, и они лишались на время жертвоприношений. Римляне не гнушались сутяжничеством с богами. Раз договор заключен, справедливость требовала обоюдной лояльности и соблюдения всех условий свято и нерушимо. При этом богам отдавалось то, что было обещано и не больше, ибо все, что превышало установленное ритуалом, считалось прегрешением, или суеверием, и истинный римлянин относился к этому с таким же осуждением, как к прямому нечестию. Он очень аккуратно вел свои счеты с богами, не желая быть их должником, но и не давая им больше положенного. Множество богов, обилие религиозных праздников, строгая регламентация обрядов требовали хорошо организованной и четко действующей религиозной службы. В Риме она была представлена большим числом жрецов и жреческих коллегий, которые все, независимо от их способа назначения и конкретных функций, считались частью государственного аппарата и обслуживали гражданскую общину. Возникновение многих жреческих должностей относится к глубочайшей древности, традиция же приписывает учреждение главных из них Нуме Помпилию, второму римскому царю. Так, по свидетельству Плутарха, Нуме приписывали учреждение должности верховных жрецов — понтификов, причем первым их главою — великим понтификом — был сам царь. Изложив древние (и, как полагают теперь, неверные) этимологии слова «понтифик», Плутарх кратко характеризует функции главы коллегии понтификов: «Великий понтифик приблизительно соответствует эксегету, толкователю воли богов, или, вернее, иерофанту: он надзирает не только над общественными обрядами, но следит и за частными жертвоприношениями, препятствуя нарушению установленных правил и обучая каждого, как ему почтить или умилостивить богов» (Плутарх. Нума, 9). Упомянув, далее, что великий понтифик «был также стражем священных дев, которых называют весталками», Плутарх переходит к рассказу об этих последних: «Ведь и посвящение дев-весталок, и весь вообще культ неугасимого огня, который блюдут весталки, также приписывают Нуме, который поручил чистую и нетленную сущность огня заботам тела непорочного и незапятнанного, или, быть может, находил нечто общее между бесплодием пламени и девством... Первыми, как сообщают, Нума посвятил в весталки Геганию и Верению, затем — Канулею и Тарпею. Впоследствии Сервий (Туллий) прибавил к четырем еще двух, и это число остается неизменным вплоть до сего дня. Царь назначил священным девам тридцатилетний срок целомудрия: первое десятилетие они учатся тому, что должны делать, второе — делают то, чему выучились, третье — сами учат других. По истечении этого срока им разрешено выходить замуж и жить, как вздумается, сложив с себя жреческий сан. Не многие, однако, воспользовались этим правом, те же, что воспользовались, не были счастливы, но весь остаток жизни мучились и раскаивались; пример их поверг остальных в суеверный ужас, и они до старости, до самой смерти, твердо блюли обет девства. Зато Нума дал весталкам значительные и почетные преимущества. Так, им предоставлена возможность писать завещание еще при жизни отца и вообще распоряжаться своими делами без посредства попечителя, наравне с матерями троих детей. Выходят они в сопровождении ликторов, и если по пути случайно встретят осужденного на казнь, приговор в исполнение не приводится; весталке только следует поклясться, что встреча была невольной, неумышленной и ненарочитой. Всякий, кто вступит под носилки, на которых покоится весталка, должен умереть. За провинности великий понтифик сечет девушек розгами, иногда раздевая их в темном и уединенном месте донага и прикрыв лишь тонким полотном. Но потерявшую девство зарывают живьем в землю подле так называемых Коллинских ворот. Там, в пределах города, есть холм, сильно вытянутый в длину... В склоне холма устраивают подземное помещение небольших размеров с входом сверху; в нем ставят ложе с постелью, горящий светильник и скудный запас необходимых для поддержания жизни продуктов — хлеб, воду в кувшине, молоко, масло: римляне как бы желают снять с себя обвинение в том, что уморили голодом причастницу величайших таинств. Осужденную сажают на носилки, снаружи так тщательно закрытые и забранные ременными переплетами, что даже голос ее невозможно услышать, и несут через форум. Все молча расступаются и следуют за носилками, не произнося ни звука, в глубочайшем унынии. Нет зрелища ужаснее, нет дня, который был бы для Рима мрачнее этого. Наконец носилки у цели. Служители распускают ремни, и глава жрецов, тайно сотворив какие-то молитвы и простерши перед страшным деянием руки к богам, выводит закутанную с головой женщину и ставит ее на лестницу, ведущую в подземный покой, а сам вместе с остальными жрецами обращается вспять. Когда осужденная сойдет вниз, лестницу поднимают и вход заваливают, засыпая яму землей до тех пор, пока поверхность холма окончательно не выровняется. Так карают нарушительницу священного девства» (там же, 9—10). К древнему времени восходит учреждение в Риме и целого ряда других жреческих должностей и коллегий, из которых особого упоминания заслуживают фециалы, арвальские братья и салии. «Фециалы, составлявшие коллегию из 20 лиц (из высших сословий),