Судьба Фили

Никакой вести, письма, знака от человека, крикнувшего на станции о смерти Филиппа в плену, на хутор не приходило.

Очень ждали отца Жорик и Женя, особенно после того, как вернулся Николай. Они часто убегали на другой конец хутора, чтоб побыть около дяди Коли, поговорить с ним, посмотреть, как он что-то строгает на верстаке.

«Мама, — сказал как-то Жорик, — ты выйди замуж хоть на недельку, чтоб я мог кого-нибудь назвать папой…»

Однажды Епистинья узнала, что в Роговской кто-то вернулся из плена, и попросила Николая съездить с ней в станицу, вдруг тот знает что-то о Филе, о сыновьях.

Николай выпросил у председателя подводу. Поехали. Конечно, никого из братьев Степановых вернувшийся солдат не встречал, о войне и плене скуповато рассказал такое, что Епистинья, вернувшись домой, слегла и проболела несколько дней.

Епистинья, Шура, Жорик, Женя ожидали Филиппа. Сама хата ждала хозяина, надо было доделывать ее, ремонтировать. Колхоз ждал своего толкового бригадира. Земля ждала любящего ее работника. Но шло время — вестей от Фили не было.

И вот летом 1950 года на хутор пришло письмо из Москвы. Исполком Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца сообщал: «По имеющимся у нас сведениям, гр. Степанов Филипп Михайлович умер 10 февраля 1945 года в Германии в лагере 326».

Позже Исполком переслал в музей карточку военнопленного, на основании которой он сообщил о смерти Филиппа.

Это квадрат плотной розовой бумаги с отпечатанными типографским способом вопросами и заполненными писарем от руки ответами на немецком языке. Вот некоторые данные из карточки Филиппа.

Живы и до нашего времени некоторые узники лагеря 326, но не удалось найти ни одного, кто лично знал бы Филиппа. О братьях Степановых, в том числе и о судьбе Филиппа, несколько раз рассказывалось в центральных газетах, но не откликнулся никто, кто бы рассказал о Филиппе. Так и осталось неразгаданным, кто же крикнул тогда, сразу после войны, что Филипп умер в плену, какова судьба этого человека, почему он не объявился, не сообщил семье больше ничего?

Филипп совсем немного не дожил до освобождения: меньше чем через два месяца после его смерти, 2 апреля, к лагерю подкатили американские танки. И с этого дня уже никто из пленных лагеря не умер.

Надо хотя бы коротко рассказать историю лагеря 326, тогда понятней будет и растворившаяся в нем судьба Филиппа.

Наши солдаты и офицеры в первые месяцы войны хоть и дрались яростно, не могли дать немцам серьезный отпор — не было оружия, боеприпасов, связи, горючего. Рассекая клиньями, окружая наши части, немцы быстро двигались на восток.

Десятки, сотни тысяч солдат и офицеров разрозненными группами и поодиночке, скрываясь в лесах, оврагах, балках, пробираясь по открытым местам ночами, пытались догнать своих, пробиться к ним. Кому-то удалось, а большинству — нет: слишком быстро отходили наши части, оставляя один за другим города и села Украины, Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, России.

По дорогам потянулись колонны наших пленных. Как сообщают историки, уже к концу 1941 года 3 миллиона 800 тысяч военнослужащих Красной Армии было в плену. Но и в 1942 году целые армии наши попадали в «котлы». Опять — много пленных… Сначала немцы охраняли пленных не очень строго, и можно было бежать и снова пробираться к своим или пока осесть, затаиться где-нибудь в деревне или на хуторе, чтобы начать борьбу в тылу, как получилось у Василия и Ивана. Затем охрана лагерей усилилась, началось продуманное уничтожение пленных в душегубках и печах концлагерей или использование их как рабочей силы.

Пленных, как и многих наших юношей и девушек, повезли в Германию работать на фабриках, заводах, шахтах, у помещиков. Товарные вагоны набивали битком, не только лежать, но и сидеть было невозможно, а поезда шли по пять — семь дней, и все это время пленных не только не кормили, но даже и воды давали не всегда. В конце пути из каждого вагона выносили погибших.

Сотни тысяч, миллионы наших молодых людей оказались в Германии, которую покрыла густая сеть лагерей. Особенно много было их в земле Северный Рейн-Вестфалия, где располагался крупный Рурский промышленный район. Наряду с другими возвели здесь в 1941 году и лагерь 326 в местечке Форель-Круг. Сооружали его наши военнопленные. Пока строили, жили и спали на голой земле, обнесенной колючей проволокой. Некоторые нарыли себе в земле норы, где можно было спастись от дождя и холода. На день выдавали по 200 граммов хлеба с примесью опилок и сырую брюкву; от голода, тяжелой работы, избиений и унижений многие пленные умирали.

Наконец лагерь был построен: деревянные бараки, окруженные несколькими рядами колючей проволоки, сторожевые вышки с прожекторами и пулеметчиками на них. Каждые три барака отделялись от других дополнительными рядами колючей проволоки. В бараке темно, сыро, зимой холодно. Рассчитан барак на 140 пленных, а помещалось по 400–500 человек; спали на голых нарах в три этажа, на земляном полу.

Лагерь не считался концентрационным, в нем не было душегубок и крематориев. Это был обыкновенный лагерь. Пленные, поступавшие сюда, проходили карантин, проверку абвера, медицинскую комиссию и распределялись по рабочим командам на заводы, шахты, фабрики. В самом лагере пленные находились один-два месяца, но и за этот срок много пленных погибало, не выдержав голода, издевательств, побоев. Всего за неполных четыре года через лагерь прошло около 400 тысяч пленных, из них только на братском кладбище лагеря похоронено более 65 тысяч человек, а сколько таких лагерей, сколько безвестных могил и кладбищ было разбросано по Германии.

Филипп прошел через Шталаг-326 два раза. В первый раз, как указано в его личной карточке, 4 июня 1944 года. Вместе с другими пленными его доставили сюда из какого-то лагеря на территории нашей страны; через месяц, пройдя карантин, он был направлен из лагеря в рабочую команду.

Второй раз Филипп оказался в лагере в январе 1945 года. Узник лагеря Сильченко Владимир Семенович, работавший в нем врачом, рассказал об этом так: