В следующие два года мало что удалось сделать ради увеличения численности сибирских вооруженных сил сверх того, что предложили участники совещания у царицы Екатерины. Генералу И.И. Шпрингеру поступило несколько приказов по усовершенствованию крепостей Сибирского рубежа — в Омске, Железинске, Ямышеве, Семипалатинске, Усть-Каменогорске, Бийске, — но по содержанию просто повторялись уже полученные им указания. В.В. Якоби и второй комендант на границе вели пристальное наблюдение за ситуацией с целью своевременного выявления признаков подготовки противника к войне. Однако в их рапортах обычно говорилось о том, что никаких значительных военных приготовлений не наблюдалось.

Повод, необходимый для побуждения китайских и монгольских купцов приезжать в Маймачен, предложили им после 1763 года. Коменданту В.В. Якоби в 1764 году спустили конкретный приказ на приложение всех усилий к поощрению торговли, с проявлением при этом особой заботы о начислении надлежащих таможенных пошлин. Одной из причин его предложения в том году перевести таможню в Троицкосавск считается попытка скрыть хотя бы некоторый объем прямого товарообмена от зорких глаз бдительного дзаргучея. Львиная доля такой торговли шла через монгольских посредников, а не напрямую с китайскими купцами, которых не всегда считали желанными гостями в Маймачене. Китайские купцы могли подвозить свои товары в Угру для обмена с монголами, и они действительно это делали. И притом что вождям монгольских племен поступили указания, чтобы они пресекали попытки тайного перехода государственной границы китайцами для осуществления товарообмена с великороссами, вероятно, кому-то это удавалось. Ревень и другие монгольские товары продолжали поступать на границу в убывающих объемах как минимум до 1767 года, когда приграничная торговля рухнула совсем. По крайней мере, такая судьба постигла всех участников легальной торговли, за которой следили русские чиновники и которую они же облагали таможенными пошлинами.

В каком-то объеме такая торговля могла существовать из-за попустительства высоких чиновников Угры, идущих вразрез с полученными ими приказами. Сохранился документ, судя по содержанию которого в декабре 1765 года три высокопоставленных чиновника в Монголии — наместник маньчжурского императора из Пекина Цюйда, его монгольский коллега Сансай-Дорджи и помощник Цюйды, раньше служивший секретарем Шести советов [сы юань], по имени Эртин — подверглись допросу и были признаны виновными в получении мзды на несколько тысяч лянов серебром за то, что они закрывали глаза, когда торговые обозы направились на север в русский пригород. Цюйду, как особого уполномоченного столичного чиновника, приговорили к смертной казни, Сансая-Дорджи лишили титула, хотя позже титул вернули, а к Эргину, так как он всего лишь выполнил распоряжения начальства, проявили снисходительность. Остается спорным, действовали ли эти чиновники по корыстному умыслу, когда потворствовали торговле, заранее зная, что их поступок осудят в Пекине, или их сделали козлами отпущения для наглядного примера остальным чиновникам эластичной китайской структуры контроля границы, позволявшим себе вольность делового общения с великороссами, категорически запрещенного в столице. Судя по данным российской торговой статистики, после 1765 года в отчете по объему торгового оборота наблюдается резкий спад. По нему как минимум можно предположить подлинность обвинений, предъявленных упомянутым выше высокопоставленным китайским должностным лицам. К тому же, безусловно, продолжалась контрабандная торговля, особенно с монголами, даже невзирая на все попытки по ее пресечению с обеих сторон.

В начале 1765 года придворные императрицы Екатерины потребовали от Комиссии по торговле организовать обсуждение китайских претензий относительно чересчур обременительных сборов, взимаемых по тарифу 1761 года. Однако не успели русские чиновники сделать уверенные шаги на пути к использованию новой формулы тарифной политики в качестве рычага, с помощью которого предполагалось склонить китайцев к восстановлению торговли, как прекратилась дипломатическая переписка между Пекином и Санкт-Петербургом. Причем произошло это без официального признания данного факта. Задетым за живое сенаторам и придворным в скором времени пришлось ломать голову над возмещением утраты казной 200 тысяч рублей, поступавших прежде в виде таможенных сборов, ставшей для императрицы Екатерины мощным стимулом к очередной попытке восстановления привычной торговой деятельности. К 22 декабря 1766 года она подписала документы, делегировав капитану И.И. Кропотову все возможные полномочия для ведения переговоров по не решенным до сих пор пограничным вопросам с китайскими представителями либо на самой границе, либо в любом другом месте, на которое согласятся в Пекине.

В инструкциях, полученных одновременно И.И. Кропотовым и В.В. Якоби, упор делался на денежные убытки, которые бременем легли на купцов-единоличников и на государство из-за приостановки торговли с Китаем. От Ивана Ивановича ждали, что во время остановки на границе он познакомится со всем, доступным его взору, а в Пекине, если ему придется туда попасть, разузнает настроения китайцев относительно восстановления торговли. Варфоломей Валентинович самым подробным образом посвятил И.И. Кропотова в перипетии предыдущих переговоров с китайскими чиновниками и рассказал обо всех спорных проблемах, а также предоставил ему всевозможную помощь в подготовке к предстоящей миссии. Он организовал перевод рекомендательного письма Кропотова на монгольский и маньчжурский языки, а также его отправку к амбану в Угру. В данном письме упоминалось о безоговорочной приверженности властей России положениям Кяхтинского договора и об их желании поддерживать на границе мир и согласие. В нем содержалось сообщение для Пекина о том, что направляемый в китайскую столицу полномочный представитель уполномочивается на объявление в Лифаньюане новости о вступлении императрицы Екатерины на русский престол. Его сопровождали секретарь Коллегии иностранных дел Алексей Леонтьев и один студент в качестве толмача и толкователя.

И.И. Кропотову поручили сообщить маньчжурам о том, что таможенные пошлины впредь будут собираться не на границе, а в Петропавловске или Селенгинске. Пограничные частоколы, если поступит решение их установить, будут находиться только на территории России; непреднамеренно простирающийся на территорию Монголии частокол будет незамедлительно разобран. Сама императрица пожелала, чтобы со всеми спорами прошлого по поводу угона скота с территории сопредельного государства, а также со всеми требованиями вернуть коров и лошадей было покончено к взаимному удовлетворению обеих сторон. И Кропотову поручалось попросить в Пекине разрешение на отправку в китайскую столицу небольшого обоза с казенной пушниной, но чтобы к нему могли примкнуть русские купцы-единоличники, изъявившие на то желание.

Участники переговоров собрались в Кяхте только к середине июля 1768 года. Китайскую сторону представляли Цингуй (наместник императора в Угре, сменивший Цюйду), Хуту Ринга (сын монгольского князя, назначенный вместо Сансай-Дорджи) и Чеден-Дорджи (тушету-хан). Самой деликатной темой тогдашних переговоров, притом что внешне самой незначительной проблемой, считались частоколы, возведенные русскими пограничниками около Кяхты. Маньчжуры настаивали на их разрушении, а русские участники переговоров категорически отказались это делать. После нескольких недель препирательств согласились на компромисс — более четко обозначить государственную границу в окрестностях Кяхты.