— О, я вижу, вы бы предпочли отказаться. Забудьте мои слова. Это было неуместно.

Мария заставляет себя выпрямиться. Раз уж она решила быть ученым, мыслителем, то не свернет с тропы познания из-за какого-то засаленного воротника.

— Нет, это будет очень… мило. Благодарю вас. Если, конечно, мы его не слишком обеспокоим…

Бармен отходит к столу индейца и о чем-то с ним говорит. Мария ловит беглый взгляд налитых кровью глаз и успевает пожалеть о своем решении. Но он уже встает и со стаканом в руке направляется к ее столу. Она мельком ему улыбается деловой, как она надеется, улыбкой.

— Здравствуйте. Я мисс Нокс. А вы мистер?..

Он садится.

— Джо.

— Ах. Да. Спасибо за…

— Фредо говорит, вам нужен кто-то, знающий индейские языки.

— Да, у меня здесь часть шифра, и, гм, один мой знакомый полагает, что это может оказаться каким-то из индейских языков. Я пыталась расшифровать, но, поскольку не знаю, какой здесь язык…

Она слишком уж улыбается и слегка пожимает плечами, еще больше напуганная, когда он совсем рядом. Мужчина старше, чем на первый взгляд, с сединой в волосах. У него мешки под глазами, щеки обвисли. Белки глаз испещрены красными прожилками. От него пахнет ромом.

Но лицо при этом сообразительное или было таким когда-то.

— Но ведь не существует письменных местных языков, так с чего бы так решил этот ваш знакомый?

— Я знаю, но… он исследовал знаки. И эти маленькие фигурки — видите ли, это всего лишь копия, но они так похожи на индейские рисунки, которые мне случалось видеть.

Почему-то она придвигает к нему листок, какое бы отвращение ни вызывал этот мужчина. Пусть хотя бы серьезно к ней относится.

Он долго изучает листок, но не говорит при этом ни слова. Марии очень хочется вновь оказаться в гостинице.

— С чего снята копия?

— С костяной пластинки.

Он берет другие бумаги с ее предварительными набросками.

— Что это за имена?

— О, это не имена, я, знаете, пробовала здесь определенные буквы и звуки, подставляя вместо значков…

Он изучает листки, держа их на свету, чтобы лучше видеть. Его пальцы впиваются в бумагу.

— Деганавида. Очинавэй. Думаете, тут написано именно это?

Его манеры становятся более агрессивными. Мария вызывающе вздергивает подбородок. Сам по себе, ее метод расшифровки совершенно правильный. Она освоила его по «Эдинбера ревью».

— Ну, я пыталась угадать. Нужно делать некоторые допущения, какие звуки могут изображаться какими значками, и пробовать различные комбинации. Я перепробовала целую кучу. И это сложилось в результате одной… одной из комбинаций…

Мужчина откидывается в кресле и смотрит на нее, насмешливо и враждебно.

— Леди, это шутка такая? Кто вам сказал, что я здесь?

— Никто, конечно. Я понятия не имела… Я не знаю, кто вы такой!

Она нервно оборачивается к Фредо, но он обслуживает новых клиентов.

— Кто он? Этот жирный ублюдок Макги? А? Или Энди Йенсен? Это был Энди?

— Я не знаю, о чем вы говорите. Я не знаю, что вы себе думаете, но это весьма неуместно!

Тут до Фредо все-таки доносятся истерические нотки в ее голосе; он бросает на нее взгляд… и наконец-то подходит.

— Как зовут вашего приятеля, леди? — настаивает Джо.

— Мэм, я очень сожалею. Джо, ты должен уйти.

— Я просто хочу знать его имя.

— Мистер… Джо, кажется, считает, что я хочу сыграть с ним какую-то шутку.

— Джо, извинись перед леди. Давай же.

Джо закрывает глаза и склоняет голову со странной отстраненной изысканностью, возвращающей его лицу утонченность, размытую временем и спиртным.

— Извините меня. Я просто хотел бы узнать имя вашего приятеля, который все это… как бы вы это ни называли.

Рядом с Фредо Мария чувствует себя посмелее. И когда этот человек закрыл глаза, в лице его проявились такая боль и бесконечное страдание, что ей захотелось ответить.

— Ладно, его зовут мистер Стеррок, если вам так интересно. И никакая это не шутка. Я вас не разыгрываю.

— Стеррок? — Лицо Джо совершенно серьезно. И весь он как-то собирается, будто встряхнулся и взял себя в руки. — Том Стеррок? Следопыт?

— Да… это он. Вы его знаете?

— Знал когда-то. Что ж, желаю вам удачи, леди, и передайте вашему знакомому привет от Каонвеса.

Мария хмурится, пытаясь повторить имя:

— Га-у-вэйс?

Мужчина, как бы там его ни звали, встает и выходит из бара. Мария смотрит на Фредо в ожидании объяснений. Но он и сам удивлен не меньше.

— Прошу прощения, мэм, я не ожидал от него такого. Обычно он очень спокойный, просто приходит и пьет, но всегда все в порядке. Позвольте предложить вам еще один херес или кусочек…

— Нет, благодарю вас. Мне действительно нужно идти. Меня ждет отец. Сколько я вам?..

— Нет-нет, вы ничего не должны.

После нескольких минут взаимных препирательств Мария одерживает победу, чувствуя, что будет плохим прецедентом остаться в долгу у незнакомца. Она уходит в шуршании бумаг и благодарностей и твердо глядит вперед, торопливо удаляясь от берега.

Утро оказалось богаче на приключения, чем она рассчитывала, а тропа познания — каменистой и полной тревог. Но ей хотя бы есть о чем рассказать мистеру Стерроку и, возможно, хоть чем-то пробудить от спячки отца. С облегчением оставив за спиной доки, Мария замедляет шаг, чтобы обдумать свой рассказ, и, переделывая свое приключение в напряженное повествование с неустрашимой героиней, почти умудряется себя убедить, что вовсе и не боялась.

Под деревьями свет тусклый и рано меркнет, так что они останавливаются, поскольку дети хнычут совсем невыносимо. Эспен пытается скрыть свой страх, но он понятия не имеет ни как соорудить укрытие из снега, ни как разжечь огонь в таком глубоком снегу. Он расчищает участок земли и через некоторое время ухитряется разжечь костер из сырых сучьев, но еще прежде, чем успевает закипеть вода, окружающий снег подтаивает и заливает пламя. Замерзшие дети смотрят на Эспена сквозь слезы разочарования. Чтобы их подбодрить, Лина говорит не переставая, в горле у нее пересохло от жажды, губы потрескались от холода. Она в жизни столько не говорила; она решила не сдаваться, не выглядеть испуганной, не плакать.

Когда изнуренные Торбин и Анна наконец засыпают, она говорит:

— Завтра мы должны добраться до реки. Снег нас задержит, но мы доберемся.

Эспен некоторое время молчит. Она никогда не видела его таким несчастным.