Оставив Джоанну руководить остальными целителями, Изабо взглянула на спящих детей и устало пошла обратно в капитанскую каюту. К ее удивлению, в переполненной маленькой комнатке царила атмосфера дружелюбия, чему, возможно, немало поспособствовало количество выпитого вина из морского лука. Фэйрги принесли с собой бурдюк из тюленьей кожи, полный бесцветной жидкости без запаха, а теперь он уже почти опустел. Один или двое из более молодых спали, положив головы на руки, а Мак-Синн, всхлипывая, в очередной раз рассказывал о своих страданиях, которые он пережил, потеряв семью и корону. Тринадцать прошедших с того времени лет не притупили его боль.

Нила встал и поклонился прионнса. Когда он заговорил, его мелодичные трели и свист были совершенно явно сочувственными.

— Мой брат говорит, что он тоже потерял всех, кого любил больше всех на свете. Он чувствует ваше горе, как трезубец в своем горле. Он жалеет, что прошлое не могло быть другим, и хотел бы, чтобы ваша семья была жива, как и те кого он любил. Он говорит, что чувствует глубокое сожаление о том, что его семья и его народ ответственен за такое глубокое и неутолимое горе, — перевела Майя с легким удивлением в голосе.

Мак-Синн прочистил горло.

— Что ж, слова вашего брата очень благородны. Очень благородны. Конечно, это не воскресит мертвых, но все же очень, очень благородно. — Он сделал еще один глоток вина и произнес, очень хрипло, — Скажите вашему брату, что я тоже очень сожалею, если был причиной смерти тех, кого он любил. Но мы все вели войну. Во время войны делается многое, о чем потом можно очень пожалеть.

Майя перевела, и Нила склонил голову, принимая извинение прионнса, пусть и несколько отрывистое.

Изабо проскользнула к своему креслу, слабо улыбнувшись Дайду, сидевшему напротив. Он ответил ей такой же улыбкой, хотя его мысли были явно заняты другим. Изабо с удивлением заметила, что лежащий на столе пергамент уже почти исписан убористым почерком. Она взяла его в руки и быстро пробежала глазами, хотя он был так испещрен перечеркиваниями и исправлениями, что его было почти невозможно прочитать. К ее удовольствию, уже начало вырисовываться какое-то подобие соглашения между людьми и фэйргами. Хотя очевидно было, что очень многие вопросы еще только предстояло обсудить и утвердить, совет по примирению уже прошел большой путь в направлении прочного мира. Обе стороны признали совершенные злодеяния и согласились с обвинениями, что еще шесть месяцев назад показалось бы Изабо совершенно невозможным.

Все отчаянно нуждались в отдыхе. Совет прервался вскоре после того, как Изабо вернулась туда, и Лахлан с Нилой сделали вежливые жесты признательности и обещания вернуться к переговорам как можно скорее. Лишь тогда обессиленный Ри отправился в постель, а Изолт повела полупьяных лордов искать себе какую-нибудь койку где-нибудь в другом месте переполненного корабля.

Спать-ух?

Изабо улыбнулась и погладила мягкие перышки Бубы. Спать-ух скорее-ух...

Она медленно поднялась на полубак, зная, где можно найти Дайда. Он сидел над бушпритом с гитарой в руках и смотрел на опустошенную долину. В центре всего разгрома блестело расплавленным золотом озеро, отражая цвета заходящего солнца. Почему-то оно казалось слишком красивым, как будто ничто не могло сиять в такой ужасный день.

Изабо села рядышком с Дайдом, положив голову ему на плечо. Он наигрывал какую-то нежную и жалобную мелодию. Изабо узнала в ней песню, которую особенно часто пела Энит.

— Значит, ты теперь Хранительница Ключа, — сказал он наконец.

Изабо кивнула.

— Понятия не имею, почему, — сказала она. — Ведь очень много более старших и более знающих, чем я. Гвилим, например, или хотя бы моя мама...

Дайд покачал головой, но так и не взглянул на нее.

— Но никого более могущественного. Кто еще смог бы превратиться в дракона и пролететь через смерч? Кто еще смог бы одолеть Жриц Йора? Никто. Никто, кроме тебя.

— Это был мой день рождения, — сказала Изабо. — Со мной была сила кометы. Сейчас я не смогла бы этого сделать.

Он взглянул на нее, потом усмехнулся.

— Лгунья.

Она улыбнулась и пожала плечами.

— Кто знает? Я не чувствую в себе силы даже на то, чтобы зажечь свечу.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал он, внезапно встревожившись. — Ты бледная, как мел.

— Да, день выдался нелегкий, — согласилась Изабо. — И предыдущий тоже. Не говоря уж о ночи.

Он кивнул, сглотнув и отведя взгляд.

— Не говоря уж о ночи.

Она протянула руку и ласково коснулась его руки.

— Мне отвели собственную каюту. Теперь мне придется привыкать к такому почету. Это будет нелегко, ведь я так долго была никем.

— Ну, к этому ты привыкнешь очень быстро, — с бледной тенью своей прежней улыбки заметил Дайд.

Изабо улыбнулась в ответ, потом чуть поколебалась.

— Тебе негде спать, — сказала она. — Может быть, ты разделишь со мной каюту? — Он какое-то время молчаливо разглядывал ее. К ее собственному удивлению, глаза Изабо внезапно наполнились слезами. — Было бы так хорошо... быть рядом с кем-нибудь теплым и.. и живым, — сказала она, медленно подбирая слова. — Я так устала от смерти... и от одиночества.

Он кивнул и поднялся на ноги, подняв и ее тоже.

— Веди, моя милая Бо. Это такое приглашение, от которого не отказался бы никто.

Каюта Изабо была совсем крошечной, как и все остальные, но койка оказалась достаточно широкой, чтобы они поместились на ней вдвоем, тесно прижавшись друг к другу. Оба от усталости впали в странное плавающее состояние, когда цвета казались слишком яркими, звуки слишком громкими, люди слишком разговорчивыми. В маленькой каюте было темно и тихо, и единственным нарушавшим тишину звуком был стук сердца Дайда у спины Изабо. Она закрыла глаза и крепче прижалась к нему, чувствуя теплоту и покой впервые за многие дни.

Проснулась она с ощущением, что на нее кто-то смотрит. Изабо открыла глаза и очутилась прямо в глазах Дайда. Черные, бездонные, они смотрели на нее с напряженным вниманием. Изабо улыбнулась ему, но он не ответил. Он чуть пошевелился, и она оказалась под ним, а ее рыжие локоны рассыпались по его руке. Он накрутил один из них на палец.

— Ну, моя Бо, как думаешь, сейчас уже время и место?

Изабо улыбнулась, оглянувшись вокруг себя. Каюта была совсем крошечной, и крыша находилась почти над самыми их головами. Противно пахло застоявшейся в трюме водой. Буба еще спала, усевшись на спинку единственного стула и нахохлившись. Изабо слышала доносившийся откуда-то чей-то храп. Она медленно покачала головой. Выражение Дайда не изменилось, но он очень аккуратно положил ее локон обратно на подушку.

— Может быть, это и время, — прошептала она, — но уж точно не место. — Она села, чуть не стукнувшись головой, и свесила босые ноги через край койки. Оглянувшись, она увидела, что его лицо преобразилось, стало более внимательным, а черные глаза засверкали ярче. — Пойдем, — прошептала она, пригибая голову.