Планировался выход в тыл, на коммуникации Северо-Западного фронта. Это было ошибочное решение, так как для столь масштабной операции у немцев попросту не было сил. Русские армии на Висле зависели от четырех желенодорожных линий снабжения: 1) Петроград – Вильна – Гродно – Белосток – Варшава; 2) Седлеце – Варшава; 3) Брест-Литовск – Ивангород (вторая и третья линии были связаны между собой рокадными линиями); 4) Киев – Холм – Люблин – Ивангород. В наиболее угрожаемом положении была первая дорога, прикрываемая линией русской обороны по Нареву и Неману. Кроме того, немцы могли угрожать ей в районе Курляндии. Также весьма уязвимой было положение четвертой дороги. Пересечение только этих двух линий уже могло поставить весь русский фронт в критическое положение, выход противника к Бресту угрожал катастрофой.

Таким образом, еще довоенный план Ф. Конрада фон Гётцендорфа – окружения русских армий в Царстве Польском – вновь становился актуальным. Если бы германо-австрийское наступление продолжалось такими же темпами, оно могло бы привести к реализации этого плана. Более того, гигантские Канны сопровождались бы разрывом в районе Полесья двух русских фронтов. Масштабы катастрофы, будь этот план реализован, были бы непредсказуемы. Армия противника действительно несла большие потери. Вопреки установившемуся мнению об относительно легких ее победах, немецкий историк отмечал: «Летнее преследование 1915 года было для германских частей временем наиболее тяжелых потерь за войну»73. Германское командование было недовольно общим ходом операции, несмотря на то что оно наносило весьма чувствительные удары по живой силе русской армии и ее морали. В войсках распространялись самые дикие слухи о причинах непонятного многим отхода целого фронта74.

«Мы отступили ночью, – вспоминал ротный командир 125-го Курского пехотного полка о том, как проходил отход с позиций на Золотой Липе, – и, по всей видимости, австрийцы не заметили нашего отступления, так как не преследовали нас. Когда мы сделали остановку на один день и заняли временные позиции, на горизонте появились австрийские разведывательные отряды лишь в конце дня. Их главные силы не появлялись совсем. Без всяких помех со стороны неприятеля мы прошли ночью несколько миль назад, и это повторялось несколько дней подряд. Это было первым отступлением,

пережитым мною с начала войны, и я был очень подавлен. Дух армии сильно упал. Нам, конечно, были объяснены стратегические причины этого отступления, однако каждая пядь завоеванной земли была куплена такой дорогой ценой, что отдавать ее добровольно и отступать ночь за ночью, верста за верстой, без единого выстрела, без всякого преследования со стороны неприятеля было очень тяжело»75.

Там, где наступали немцы, попытки приостановить движение неприятеля, даже небольшими силами, сразу же сталкивались с ударами германской артиллерии. 12 (25) мая два эскадрона спешенных драгун (всего около 200 человек) попытались удержать наступление немцев под городом Яворовом на чрезвычайно растянутой позиции. Несмотря на их малочисленность и свое превосходство в живой силе, противник не стал расходовать ее в атаках пехоты. «Кругом все загудело, – вспоминал русский офицер, – затрещали и полетели в нашу сторону тяжелые и легкие снаряды. Земля взлетела кверху… Огромные деревья вырывались с корнем и валились. Осколки снарядов с диким ревом и свистом летели на нас. Снаряды сыпались очереди за очередями, не давая нам никакой передышки. Наши несчастные окопчики оказались вмиг разрушенными; одновременно с чем начались потери в людях. Это был сплошной ужас, какой-то кошмар, не поддающийся описанию. От тяжелых снарядов все заволоклось густым дымом. Шрапнели осыпали нас своими осколками и пулями»76. Естественно, удержать свои позиции драгуны в этот день не смогли.

Несмотря на такое положение на фронте, австро-германскому командованию, по словам П. фон Гинденбурга, так и не удалось осуществить замысленное окружение: «Наше преследование начало терять свою силу в непрекращающихся фронтальных акциях. На этом пути мы не смогли собрать урожая, время от времени созревавшего на кровавых полях сражений»77. «Фронтальное оттеснение русских в Галиции, как бы оно ни было для них чувствительно, – вспоминал Э. Людендорф, – не имело решающего значения для войны. Они с боем отходили настолько, насколько тыловые сообщения позволяли нам продвигаться. Русские еще не сражались на своей собственной земле и до нее могли еще уступить значительное пространство. К тому же при этих фронтальных боях наши потери являлись немаловажными»78.

1 июля 1915 г., точно следуя своему движению одиннадцатимесячной давности, 4-я австрийская армия при поддержке 11-й германской перешла в наступление под Красником с целью выхода к Люблину и Холму. За несколько дней союзники продвинулись на расстояние от 40 до 50 км. Но уже 7 июля это наступление было отбито с большими потерями для атакующих, и они были вынуждены откатиться на исходные позиции79. Однако и русское командование не могло повторить историю с наступлением 8-й армии А. А. Брусилова во фланг наступавшей группировке, поскольку наши войска также были утомлены долгими боями и с трудом удерживали фронт по линии рек Буг и Золотая Липа против армий генералов Э. фон Бем-Ермоли и А. фон Линзингена. Активность противника на Юго-Западном фронте резко пошла на убыль, но до его общей утомленности было еще далеко. Требовалось укреплять оборону. М. В. Алексеев впервые задумался о подготовке укреплений в тылу на случай отступления еще в конце 1914 г., когда он, опасаясь повторения ситуации Варшавско-Ивангородской или Лодзинской операций, приказал А. В. фон Шварцу создать укрепленную позицию по линии Варшава – Гройцы – Радом – Ивангород. В этой крепости в декабре 1914 г. был создан крепостной саперный полк усиленного состава на 16 рот (3408 рядовых и 240 ефрейторов): 57 офицеров, 16 фельдфебелей, 226 унтер-офицеров, 240 ефрейторов80.

Но зимой работы по сооружению укрепленных позиций в тылу так и не были начаты. В начале июня 1915 г. комендант Брест-Литовской крепости генерал от артиллерии В. А. Лайминг получил приказ главнокомандующего Юго-Западным фронтом начать строительство укрепленных позиций в районе города Влодава. Немедленно после этого была спешно проведена рекогносцировка и началось сооружение оборонительной линии. Оно проводилось под руководством В. А. Лайминга, а к работам были привлечены саперы, инженерные части, вольнонаемные рабочие, военнопленные (около 6 тыс.) – всего до 35 тыс. человек. В результате в кратчайшие сроки были созданы две параллельные линии укреплений длиной 144 версты каждая. Они шли по линии Радом – Гройцы, по флангам которой и находились сильно укрепленные точки Варшава и Ивангород81.

Несмотря на сопротивление Н. В. Рузского, М. В. Алексееву при поддержке главковерха удалось добиться осуществления своей программы. В конце мая он готовился отступить на Нарев и на эту позицию82. На нее он возлагал особые надежды. 20 мая (2 июня) Ф. Ф. Палицын записал в своем дневнике: «Сегодня вечером, гуляя со мной, Михаил Васильевич излил мне свои печали. Патронов нет; запас на миллионную армию всего 2 миллиона ружейных патронов. Артиллерийских парков прибывает 5–6. Впереди нет просвета. На телеграммы в Ставку получается ответ: «Вы сами знаете, что патронов нет». Мы держимся потому, что нас не трогают»83. 28–30 мая (10–12 июня) Влодавскую позицию осмотрел Ф. Ф. Палицын с группой генералов и офицеров. Состояние большей части укреплений было признано неплохим, однако достаточным только для укрытия от винтовочного огня и шрапнели, но не от фугасов84.