Грохнул выстрел, но файа даже не пошевелился. Решив, что промахнулся, Элари сжал оружие двумя руками и выпустил в сидящего всю обойму. Он знал, что хотя бы половина пуль должна была попасть в цель. Они попали, но отразились с пронзительным визгом, не оставив ран, вообще никаких следов. Лишь очертания серой фигуры на несколько мгновений исказились.

- Это бесполезно, - файа улыбнулся, показав белые зубы. - Я и так уже давно мертв, - а разве можно убить мертвого?

- Ты не очень-то выглядишь мертвым.

- Между жизнью и смертью иногда бывает мало разницы.

- Что это значит?

- Мертвое иногда может стать живым.

Файа встал. Лишь сейчас Элари понял, что перед ним, - не Ньярлат.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. На незнакомце был серый удобный комбинезон из грубой ткани, снабженный множеством накладных карманов, - такие носят рабочие, - и сандалии на босу ногу. Точно так же одевался Суру. С этой простой одеждой никак не вязался серебряный обруч с подобием третьего глаза, обрамленного венцом кинжаловидных ресниц. В общем, это был сильный, гибкий юноша, на вид его ровесник, красивый, - правильные и четкие черты лица, густые прямые волосы, ровно падающие вниз, - с неумело выстриженной над глазами челкой, - и сами эти глаза, ярко блестящие, необычайно чистые, ясные, глубокие...

Неожиданно Элари обнаружил, что у этих серых глаз с вертикальными, как у всех файа, зрачками, есть ещё одно, неприятное свойство, - их прямой взгляд он не смог выдержать больше нескольких секунд. Почему? Он не знал. В этих глазах не было зла. Их взгляд был спокоен и слегка насмешлив, но насмешка была дружелюбной. Просто...

Элари чувствовал: что бы не происходило вокруг - выражение этих глаз останется неизменным. В них могло появиться удивление, ярость, страсть, может быть, боль, - но никогда растерянность, страх или глупое восхищение. И он хотел, чтобы файа с такими глазами стал ему другом.

Лишь сейчас он вспомнил, что этот парень помог ему прийти в себя, - а он чуть его не убил.

Элари захлестнул прилив жаркого стыда. Он не считал себя святым, но убить того, кто помогал тебе, - это уже чересчур. Как бы то ни было, ему понравился этот странный файа.

- Кто ты? - спросил он незнакомца.

- Анмай Вэру, - с улыбкой ответил тот. - Просто Анмай. Мои былые звания едва ли имеют здесь значение.

- Айскин Элари, - представился юноша. - Я не люблю своего имени. На старом языке Ленгурьи оно значит "лис".

Анмай улыбнулся.

- Но оно подходит тебе. Я думал, ты знал, кого освободил, но это было... довольно глупо.

- Откуда ты? - спросил Элари.

- Хороший вопрос. Хотя бы потому, что на него не так просто ответить. Видишь ли, я умер пять тысяч лет назад. Я имею в виду - в первый раз. Когда ты вступил в контакт с про-Эвергетом...

- С чем?

- С этой машиной, на которой мы стоим. Она называется про-Эвергет. В сущности, она лишь действующая модель настоящего Эвергета, и может только убивать. Больше - ничего. Так вот, я был... скажем, сердцем её сознания. Когда ты решил освободить меня, пластический форматор создал... ну, моё тело.

- Но как?!

Анмай вздохнул.

- Ну, это тоже так сразу не объяснить. Короче, я оказался здесь, а как - уже неважно.

- И... много вас там?

- Около восьмисот. Но большинство - просто посланные ко мне зомби. Самосознания у них не больше, чем у лампочки.

- Но Ньярлат говорил мне...

- Ньярлат? Он был сумасшедший лгун и садист. Живая мерзость. Знаешь, кто здесь, в этом мире, мой народ? Изгнанники, беглецы, семя, брошенное в бесплодную почву. Их просто высадили здесь - а потом забыли. Эта машина была оставлена им для связи и защиты, но связь с Файау оборвалась ещё восемь веков назад. Её компьютерное управление давным-давно испортилось, а техническое описание затерялось. Осталась известна только эта аварийная сопрягающая цепь, - он показал на плиту. - С её помощью тоже можно кое-что делать, но не всё. А я не хотел делать всё, что мне приказывали... хотя и не мог действовать сам. Тогда эти твари попытались меня заставить. Они не могли, конечно, взломать интеллектронное ядро, но... Видишь ли, тут две ступени контроля, - я, и контрольный совет, как бы. Две трети его голосов могут отменить любое моё решение, - а его членов можно менять, добавляя новых, тогда старые просто стираются. Эту возможность оставили на случай, если контрольная суть сойдет с ума или просто откажется действовать. Когда весь народ считает, что прав, найти семьсот добровольцев несложно... Сначала это действительно были добровольцы, - и мне... нам часто удавалось переубедить их. Потом предки Ньярлата добрались до интеллектронного программатора, и ко мне стали приходить только зомби. Часть их нам удавалось убивать, - стирать и разрушать их сознания, - но соотношение сил постоянно менялось не в нашу пользу. И, если бы они заполучили ещё и тебя, то получили бы и контроль над машиной. И начали бы с того, что истребили всё население Ленгурьи. Защита программатора, - добровольное согласие, - очень мешала им, но они обходили её с помощью фанатизма и обмана, а тех, кто отказался, убивали. Нярьлат сам убил двадцать семь файа и людей. Обычно он пытал их до смерти у меня на глазах, - прямо здесь. Я сжег его... Господи, какое это было наслаждение! - Анмай зажмурился и опустил голову, внезапно смутившись. Через минуту он продолжил.

- Мой мир в машине давно превратился в воплощенный ад. Я мечтал сбежать из него, но думал, что это несбыточная мечта. А теперь... Если бы ты был босой девушкой, я бы с наслаждением расцеловал тебе ноги.

- Так тебя тоже... скормили?

Анмай зло рассмеялся.

- Нет. Видишь ли, именно я создал первую такую машину... точнее, позволил создать. Я был правителем файа, когда... Тогда Уарк, моя родина, не очень отличался от Ленгурьи. Потом я умер. Матрица моей личности пропала, и я был мертв, - три с половиной тысячи лет. Потом её нашли и размножили, - я далеко не первая копия с неё... И благодарное потомство начало совать моё сознание в каждую... впрочем, это неважно. Они лишили меня цельности. Не знаю, как у других, но мне кажется, не всю мою суть удалось записать в матрицу.