Но и это, выдержавшее испытание временем представление о различии между человеком и животными не лишено недостатков. Почему мы уверены, что попугай Алекс, с которым мы познакомились в разделе 6, с его языковыми навыками на уровне человеческого ребенка, не был человеком? Если мы обнаружим у дельфинов язык, станут ли они от этого людьми?

Слегка чудаковатый французский врач Жюльен Офре де Ламетри высказал в 1745 г. предположение, что люди и животные, по сути, одно и то же: чрезвычайно сложные машины. Причем он пошел еще дальше, предположив, что если бы обезьяна говорила, она была бы человеком:

Вероятно, бедный доктор Ламетри не питал иллюзий, что его идеи имеют хоть какой-то шанс на признание. В том же году, когда он издал свою книгу, где утверждалось, что говорящее животное можно считать человеком, из Африки в колониальные страны было вывезено 35 000 (говорящих и явно принадлежащих к человеческому роду) рабов[137]. Независимо от того, существует ли единый признак — Золотой билет на право считаться человеком, — если мы не всегда признаем это право за людьми, то совсем не очевидно, что мы, люди, признаем этот человеческий признак в земном животном или инопланетянине.

Определенно, у любых пришельцев, обладающих достаточно развитыми технологиями, чтоб прилететь к нам на Землю, должен быть язык, но делает ли их это автоматически людьми? Выделение одного-единственного признака, наподобие языка, в качестве барьера, который должно преодолеть существо, чтобы стать человеком, по-видимому, не разрешает нашей проблемы. Золотой билет можно использовать — и он почти наверняка будет использован — как критерий определения личности. Говорящие инопланетяне, безусловно, получат законодательные права, которых не будет у инопланетных бактерий. Возможно, когда-нибудь животных будут наделять правами в зависимости от их языковых способностей. Но мы пока еще ни на шаг не приблизились к пониманию универсальной природы человека — если таковая вообще существует.

Может быть, конечно, все это — бессмысленные рассуждения. Возможно, нет никакого универсального «типа» человека и отличительные черты человека — провинциальная особенность, характерная только для землян, а у жителей другой планеты ничего общего с нами не будет. У них могут быть развиты речь и технологии, но ничего такого, что позволило бы нам сказать: «Мы видим в них себя». Разумные инопланетяне могут просто слишком отличаться от нас, чтобы мы решились наклеить на них ярлык «люди».

Они могут отличаться от земных существ в физическом отношении; например, у инопланетян, не обладающих таким обособленным телом, как у нас, разум и мышление могут принять такую форму, которую мы просто не распознаем. Однако на протяжении всей книги я доказывал, что, хотя странные и неординарные формы жизни вполне возможны, гораздо более вероятно встретить во Вселенной привычных нам существ, похожих на наших животных.

Возможно также, что инопланетяне будут сильно отличаться от нас по своим психическим свойствам. В разделе 5 обсуждались электрические рыбы, у которых восприятие, а значит, и картина мира должны радикально отличаться от наших. Будет ли у нас с ними достаточно общего, чтобы считать их людьми, даже если у них есть язык?

В разделе 3 этой книги я писал, что от утверждения автора романа «Моби Дик», согласно которому киты — это, очевидно, рыбы, а не млекопитающие, не так просто отмахнуться, несмотря на то что киты являются млекопитающими с точки зрения эволюционного происхождения. Эволюционному происхождению, очевидно, отдается приоритет как основе для классификации земных организмов. Как выразился Ричард Докинз, есть много разных способов классифицировать книги в библиотеке и ни один объективно не лучше других. Но, по его мнению, существует единственный «правильный» способ объективно классифицировать живое — по его родословному древу[138]. Эта революционная идея владеет умами уже 150 лет, с тех пор как Дарвин указал, что все живые организмы на Земле родственны друг другу.

Но совершенно очевидно, что родственные связи не помогут нам классифицировать инопланетян; они как минимум не позволяют разместить людей и инопланетян на одном и том же родословном древе. Кто более близок людям, вулканцы или клингонцы (если допустить, что они существуют)? Разумеется, ни те ни другие. Или бактерии на Марсе ближе нам, чем разумные, освоившие космос инопланетяне из другой звездной системы? Когда у существ нет общего предка, невозможно измерить степень их родства.

Если на основании наших рассуждений можно сделать вывод, что во всей Вселенной происходят одни и те же процессы в мире живого, то вполне можно допустить, что эти процессы приведут к сходным результатам. Даже если наша генетика не имеет ничего общего с ее аналогом у инопланетян, степень нашего сходства все-таки можно измерить общностью нашего эволюционного процесса. Если два существа на разных планетах занимают одну и ту же нишу, решают одни и те же проблемы выживания и воспроизводства одними и теми же способами, разве не дико будет звучать: «Нет, они друг другу не родственны, потому что у них нет общего предка»? Возможно, нам просто понадобится изменить определение понятия родственности.

Поскольку на разных планетах сходные процессы приводят к конвергентной эволюции и появлению «человекоподобных» видов во всей Галактике, можно ли установить, что именно делает их «человекоподобными»? Если такое качество существует — не только то, что мы назвали Золотым билетом, а, скорее, целый комплекс качеств, — не его ли имел в виду Кирк, когда говорил: «Мы все люди»?

На самом деле у нас, землян, есть термин для обозначения этого синдрома человекоподобия. Мы называем это «человеческой природой». Оксфордский словарь английского языка (The Oxford English Dictionary) дает следующее довольно невнятное определение этого понятия:

Однако, кроме того, словарь указывает, что понятие «человеческая природа» употребляется: