– Рудлоги все такие. А в Полли даже по сравнению с сестрами очень много жизни, – спокойно ответил другу Демьян. Никто другой не посмел бы обсуждать это с ним, но Свенсен всегда был на особом положении.

Солдаты зашумели встревоженно и напряженно: со стороны казарм шла Полина – в теплой военной форме, перчатках, черной шапочке, тяжелых теплых ботинках и с волосами, завязанными в хвост. Сияющая, кивающая на гулкие пожелания удачи от вояк, улыбающаяся ему – и Демьян усмехнулся в ответ. Ну точно ребенок, получивший неожиданный подарок. За ней величественно вышагивала статс-дама, шикарная, как королева, – особенно контрастно она смотрелась на фоне Полины.

– Подполковник проведет тебе инструктаж, – сказал Демьян подошедшей невесте. – Одна попытка, Пол. Потом – к журналистам.

– Одной достаточно, – радостно произнесла принцесса. Кажется, она едва сдерживалась, чтобы не прыгнуть на него с объятьями. И в глазах была такая благодарность – за то, что понимал ее, не высмеял, несмотря на неподобающую просьбу, не отчитал, – что в груди у него разлилось тепло. Он не ошибся с выбором. Полина Рудлог заражала его своей восторженностью. Бермонт за всю жизнь столько не смеялся, сколько с ней. И безрассудств столько не совершал.

Полли внимательно слушала подполковника, кидала оценивающие взгляды на стартовую дорожку. Кивнула сосредоточенно, дождалась команды и побежала. Домчалась до наклонной перекладины, легко взбежала по ней, прошла в двух метрах над землей – дамы ахали, солдаты сдержанно гудели – и прыгнула, повиснув на первой стенке. Подтянулась, встала, балансируя, расставив руки – и снова прыгнула и пошла руками по перекладинам горизонтальной лестницы так легко, будто на ногах стояла.

Гул становился громче, одобрительней, этикет был забыт: дамы попискивали, мужчины на особо опасных местах хлопали себя по бедрам, ругались приглушенно. А Полина бежала вперед в свете прожекторов, карабкалась вверх по высоким каменным стенкам с едва заметными выемками, пробегала по качающимся бревнам, проползала по матам под брусьями, цеплялась за кольца, раскачивалась на них и перепрыгивала дальше.

– А хороший урок для новобранцев, – тихо заметил Свенсен, – теперь буду три шкуры драть. Чтоб женщина смогла, а они нет?

Демьян не ответил – наблюдал за невестой. Полли замерла перед длинным круглым бревном – ступи, и начнет вращаться, – крутанула его носком ноги, подождала, пока остановится, раскинула руки, как крылья, и побежала, ловко, быстро переступая ногами. До конца полосы оставалось несколько метров, когда она вдруг запнулась, махнула руками, пытаясь удержать равновесие, и полетела вниз.

Толпа выдохнула с ужасом. Демьян быстро направился к ней, но Поля уже сама вставала. Приняла его руку, улыбнулась счастливо.

– Надо будет повторить, – сказала она шепотом.

– Специально ведь упала, – строго произнес он.

– Ага, – ничуть не смутившись, призналась принцесса. – Не хотела никого обижать. А то мужчины обидчивые бывают. Еще скажут, что приехала, унизила военных.

– Не скажут, – пообещал Демьян. – Они теперь у тебя из рук есть готовы, – он кивнул на аплодирующих солдат и взволнованных дам, прижимающих ладони к груди. Одна Сенина стояла невозмутимо, как титан среди волнующихся людишек. – Хороший ты дипломат, заноза моя. Хоть и несколько экстравагантные способы выбираешь для завоевания любви.

– Но ведь работает, – смешливо отозвалась Пол. – С тобой так точно сработало.

Весь последующий вечер Полина была расслабленной и элегантной – в длинном платье красного цвета и очень скромного покроя, со своими светлыми волосами, она произвела ошеломляющее впечатление. Охотно отвечала на вопросы журналистов, которые к концу конференции уже готовы были на руках ее носить. Любезно и очень мило знакомилась с берманской знатью перед ужином, поддерживала разговоры, одаривала новых знакомых тонкими комплиментами. Она будто играла в сдержанную и воспитанную невесту короля Бермонта, и игра эта приносила ей удовольствие. Как и легкие, незаметные прикосновения к жениху, язвинки и поддразнивания, когда никто не слышит, провокационные взгляды. Демьян иногда едва заметно и строго качал головой, и Поля делала невинное лицо, опускала глаза, всем видом говоря: «Видишь, какая я могу быть? Вот такая я скромница».

Бермонт делал вид, что верит. На публике он был сухим и сдержанным, совсем не улыбчивым, и тем интереснее было дразнить его.

Придворные дамы цвели в окружении мужчин в парадных мундирах, статс-дама Марья Васильевна строго следила за всеми, как воспитательница детского сада. И во взглядах, которые она бросала на принцессу, не было больше укоризны – только почти материнское одобрение.

К ночи Поля начала беспокоиться. Дыхание учащалось, тело становилось горячее, чувствительнее, и хотелось двигаться, чтобы избавиться от чувства тревоги, выйти на улицу, на воздух, на свободу. И слух становился острее, и зрение будто фокусировалось, предметы стали четче, объемнее, но теряли цветность. И запахи… она еле дождалась конца ужина, потому что стала ощущать в воздухе и резкий привкус духов присутствующих дам, хотя до этого они были незаметны, и человеческого пота, и приправ в еде. И тяжелые звериные волны от присутствующих берманов, и щекочущий все тело, возбуждающий запах Демьяна. Очень мужской, очень вкусный – хотелось урчать и прижиматься к нему. Он поглядывал на нее с некоторым беспокойством, и Поля успокаивающе гладила его по руке под столом: продержусь, не спеши. И продержалась: успела еще принять душ, строго приказать заступившей на дежурство Марье Васильевне, чтобы ее не беспокоила, если только не услышит грохот, нырнуть голышом в кровать – одежда раздражала – и дождаться Демьяна, старательно противясь сну.

Бермонт пришел тихо, лег рядом с ней, не раздеваясь, обхватил руками и прижал к себе.

– Есть надежда, что ты обернешься во сне, – шепотом сказал он, – и не будешь безобразничать.

– Зато я сейчас могу побезобразничать, – проурчала Пол и потерлась об него. – Обалдеть, как ты пахнешь. Оторваться не могу, – она застонала тихонько, лизнула его в шею, еще раз и еще. – Обалдеть что такое. Голову сносит.

Поцеловала, царапая ему плечо под футболкой. Телу было горячо и тягостно, и она сжимала ноги и постанывала, а мужчина лежал, не шевелясь и не отвечая, только стискивал ее крепче и дышал тяжело, размеренно.

Вот тут она и оторвалась. И терлась об него, и урчала тихонько ему в ладонь – Демьян закрыл ей рот, чтобы не услышала бдительная дежурная, – и вздыхала, и целовала пальцы, и заглядывала в глаза, выгибаясь. Залезла ладонью под футболку, прижалась тесно-тесно, наглаживая широкую спину в свое удовольствие – он только порыкивал: хватит! – скользнула пальцами ниже, под штаны, но рука тут же была перехвачена, а сама Полина – зафиксирована, прижата спиной к кровати.

– Поля, – тяжело и почти умоляюще сказал Бермонт, нависая над ней, – я едва сдерживаюсь. Полюш. Потерпи. Зря я пришел.

Она вздохнула – вдруг стало его очень жалко. Закрыла глаза, сжала зубы. Демьян лег рядом, на живот, обхватив невесту за талию и прижимая ее руки к кровати. Закинул на нее тяжелую ногу, поцеловал в плечо.