Эвелина Хардкасл».

Из открытого окна дует. Оконная рама измазана грязью, – очевидно, злоумышленник выбрался через окно. Все вещи на своих местах, только открыт ящик стола – тот самый, в котором Дэнс искал дневник Питера. Разумеется, дневника там нет. Сначала кто-то выдрал страницу из дневника Хелены, а теперь украден и дневник Питера. Значит, убийца пытается скрыть то, чем сегодня занята Хелена. Это важная информация. Сама по себе ужасная, но важная.

Прячу записку в карман, выглядываю в окно, пытаюсь понять, кто из него выбрался. Никаких улик нет, кроме пары следов в грязи, уже размытых дождем. По их форме и размеру понятно, что из сторожки сбежала женщина в остроносых ботинках. Возможно, это подтвердило бы причастность той, чьим именем подписана записка, но я точно знаю, что Эвелина сейчас с Беллом.

Она не могла этого сделать.

Сажусь в кресло напротив Питера Хардкасла, совсем как Дэнс сегодня утром. Все в комнате еще носит отпечаток утренней встречи. Бокалы со стола не убраны, пахнет сигарами, сам Хардкасл не одет для охоты, а значит, убили его несколько часов назад. Пальцем касаюсь остатков виски в бокалах, кончиком языка пробую. Во всех бокалах виски с обычным дымным привкусом, а вот у виски лорда Хардкасла характерный горьковатый вкус.

Раштону он хорошо знаком.

– Стрихнин, – говорю я, глядя на зловещий оскал мертвеца.

Кажется, что Питер Хардкасл радуется, узнав о причине своей смерти. Наверняка ему хочется знать и имя своего убийцы. У меня на этот счет есть кое-какие соображения, но пока их нечем подтвердить.

– Ну как, что-нибудь выяснилось? – спрашивает Анна, протягивая мне полотенце.

Она все еще бледна, но голос звучит тверже. Судя по всему, она немного оправилась от потрясения, однако не приближается к трупу и обнимает себя за плечи.

– Его отравили стрихнином. Полученным от Белла.

– От Белла? Он же был вашим первым воплощением. Вы полагаете, что он как-то в этом замешан?

– Не по своей воле. – Я вытираю мокрые от дождя волосы. – Он трус и к убийству непричастен. Стрихнин употребляют для травли крыс. Если убийца – кто-то из обитателей Блэкхита, то это создает удобный предлог для обращения к Беллу за ядом: мол, надо избавиться от крыс перед приездом гостей. Это не вызовет у Белла подозрений – до тех пор, пока не появятся трупы. Наверное, поэтому его и пытались устранить.

– Откуда вы все это знаете? – изумленно спрашивает Анна.

– Это знает Раштон. – Я многозначительно постукиваю себя пальцем по лбу. – Несколько лет назад он расследовал дело об убийстве, где жертву отравили стрихнином. Из-за наследства. Ужасная история.

– И вы ее помните?

Я рассеянно киваю, продолжая обдумывать все последствия отравления.

– Для этого вчера ночью Белла выманили в лес, – вслух рассуждаю я. – Но в темноте доктор Белл ухитрился сбежать, отделавшись лишь порезами на руках. Ему очень повезло.

Анна странно смотрит на меня.

– В чем дело? – недоумеваю я.

– Вы так говорите… – Она запинается. – Я просто… Айден, я вас не узнаю. Что от вас осталось?

– Вполне достаточно, – отмахиваюсь я, вручая ей записку, найденную в кармане Хардкасла. – Вот, ознакомьтесь. Кто-то изо всех сил пытается убедить нас, что отравление – дело рук Эвелины.

Прочитав записку, Анна спрашивает:

– А может, дело совсем не в этом? Может быть, кто-то хочет избавиться от всего семейства Хардкасл и Эвелина – просто первая жертва?

– Вы считаете, что Хелена прячется от убийц?

– Скорее всего.

Я пытаюсь всесторонне осмыслить это предположение, но у меня не получается. Оно слишком громоздко и неуклюже, непонятно, к чему все это приведет.

– И что мне делать дальше? – спрашивает Анна.

– Скажите Эвелине, что дворецкий пришел в себя и хочет с ней поговорить с глазу на глаз. – Я встаю.

– Но дворецкий еще спит, и с Эвелиной ему говорить не о чем.

– Верно, зато мне есть о чем, но не хочется лишний раз встречаться с лакеем.

– Хорошо, я пойду к Эвелине, а вы пока присмотрите за дворецким и Голдом.

– Обязательно.

– А что вы хотите сказать Эвелине?

– Я объясню ей, как она умрет.

50

На часах сорок две минуты шестого, но Анна все не возвращается.

Она ушла три часа назад. Три часа я нервничаю, сижу с ружьем на коленях, хватаюсь за него при малейшем шорохе. Не знаю, как Анна все это терпела.

В сторожке беспокойно. Ветер свистит в оконных рамах, завывает в коридорах. Потрескивают деревянные перегородки; половицы гнутся под собственным весом, покряхтывают, как старик, встающий с кресла. Мне то и дело слышатся шаги в коридоре; я осторожно выглядываю за дверь, но в доме пусто, только бьется о стену оконный ставень или ветка стучит в стекло.

Но теперь я уже не отвлекаюсь на эти звуки. Я больше не верю, что Анна вернется. Первый час ожидания я успокаивал себя тем, что она, наверное, ищет Эвелину. Потом я решил, что Анну отправили выполнять какие-то поручения по хозяйству, и пытался найти этому подтверждение, вспоминая наши прошлые встречи. Она упоминала, что сначала встретилась с Голдом, потом с Дарби в лесу, после этого – с Дэнсом и тогда уже пришла за мной на чердак. А затем она первый раз поговорила с дворецким в повозке, на пути в сторожку, оставила записку для Белла в доме конюха и заглянула в спальню Рейвенкорта. Потом она еще раз разговаривала с дворецким, но я увидел ее только вечером, после того как лакей напал на Дэнса.

Итак, шесть раз она исчезала на всю вторую половину дня, а я заметил это только сейчас.

Вот уже третий час я сижу в комнате. За окнами темнеет. Я уверен, что Анна попала в беду и что повинен в этом лакей. Я видел ее вместе с ним, поэтому знаю, что она жива, только это не приносит облегчения. Побывав в руках лакея, Голд сошел с ума, и мне невыносимо думать, что Анну ждут такие же мучения.

Сжимая ружье, я расхаживаю по комнате, обдумываю, что делать дальше. Самое простое – оставаться в сторожке, зная, что к дворецкому придет лакей. Но это означает, что вместо того, чтобы расследовать убийство Эвелины, я впустую растрачу драгоценное время, и даже если спасу Анну, то нам с ней не выбраться из Блэкхита. Очевидно, что сначала надо разобраться с Эвелиной и уповать на то, что Анна выпутается из беды самостоятельно.

Дворецкий стонет, открывает глаза.

Мы смотрим друг на друга: я – с отчаянием, он – недоумевая.

Если я оставлю его с Голдом без присмотра, то обреку их на смерть и безумие, но иного выбора у меня нет.

Дворецкий снова засыпает. Я кладу ружье рядом с ним, прямо на кровать. Да, я видел смерть дворецкого, но по крайней мере ружье даст ему возможность защититься.