— Синьорина,вас к телефону.

Голос у Петера былвеселый:

— Прости, чтопрервал гейм.

— Ты спасдвух своих парней от разгрома, — так же весело ответила она.

Он рассмеялся:

— Онипроигрывают?

— У них нетни малейшего понятия о рыцарском поведении, поэтому они ни за что не хотят мнеуступить, — ответила Мария, вытирая разгоряченное лицо и шею махровымполотенцем. — И я тебе благодарна за эту маленькую передышку.

— Какты? — с беспокойством спросил Петер.

— Я вотличной форме.

— Радслышать.

— Ты нашелто, что мы искали?

— Этодовольно запутанная история. Я все тебе расскажу по возвращении.

Петер не доверялтелефонам и пользовался ими с большой осторожностью. Мария об этом знала и тоженаучилась не доверять телефонному аппарату слова, которые могли бытьподслушаны.

— Ну что ж,тогда я буду тебя ждать, — ответила она.

— Я еще нетак скоро вернусь.

— А когда?

— Придетсяподождать еще несколько дней.

— Сколькоскажешь. Я тебя обнимаю, — попрощалась она.

Внезапно Мариюохватили тревога и растерянность. Эти ощущения были ей хорошо знакомы, но онанадеялась, что уже сумела навсегда избавиться от них. Мысль о возможномрецидиве повергла ее в состояние, близкое к шоку. Необходимо было срочнопоговорить с психиатром. Она позвонила к нему в миланскую приемную, заранееубедив себя, что доктора не окажется на месте. Кризис всегда начинался с этого:она падала духом, теряла веру, самые пустяковые дела представлялись ейнепреодолимо трудными. Вопреки ее ожиданиям, оказалось, что доктор Бергонци усебя и даже не слишком удивлен ее внезапным звонком.

— Я опятьпогружаюсь во тьму, — заключила она свой рассказ о последних событиях.

— Давайте этообсудим, — предложил психиатр, внимательно ее выслушав.

— Через час,хорошо? — попросила она.

— Мне оченьжаль. Через час у меня сеанс.

— Я дождусь,пока он кончится. Прошу вас, мне очень нужно с вами поговорить, — умоляющепроизнесла Мария, охваченная мучительной тревогой.

Ей пришлось довосьми часов вечера дожидаться в приемной психиатра. Наконец врач принял ее.

— Присаживайтесь, —пригласил доктор, протягивая ей руку и указывая на кресло по другую сторонустола. — К сожалению, могу уделить вам только пять минут: я жду гостей кужину.

Мария, вплоть доэтой минуты находившаяся в состоянии безудержной паники, внезапно почувствоваласебя лучше. Ее первые слова удивили даже ее самое:

— Я люблюПетера Штрауса.

— Этоутверждение или вопрос?

— Этооткрытие, порождающее множество сомнений, — ответила Мария, ожидаякомментариев, но их не последовало.

Он разжигалтрубку, стараясь не обжечь большой палец настольной зажигалкой.

— Вопрос вотв чем, — вновь заговорила Мария. — Он кажется мне привлекательным ижеланным, потому что он — Петер Штраус со всем своим богатством, или я простоцепляюсь за него, как за единственную реальность в мире хаоса? Я не уверена,что достаточно ясно выражаюсь…

Доктор проверил,как раскурена трубка, и по кабинету разлился пряничный запах табака. Трубкатянула отлично. Он сделал пару коротких затяжек и откинулся на спинку кресла,глядя на нее и не говоря ни слова.

Мария в это времяпыталась сформулировать для себя следующий вопрос, и нужные слова не замедлилиприйти.

— Неужели яне могу любить его за его душу, за то, чем он является, а не кажется?

Доктор Бергонцилюбовно погладил чашу трубки и взглянул на Марию с ласковой усмешкой.

— Почему вы стаким упорством усложняете себе жизнь?

— Я хочу бытьчестной по отношению к себе и к нему.

— Давайте наминутку оставим честность в стороне. Я тебя люблю, потому что ты мне нужен .Понимаете?

— Ты мненужен, потому что я тебя люблю , — Мария моментально вывернула наизнанкуего посылку.

— Ну вот, высами себе и ответили. Вы любите Петера Штрауса. Точка. Конец связи. Перестаньтесебя изводить. Вы уже пережили положенную вам долю несчастий. Вам не кажется,что с вас уже довольно? — Он взглянул на часы: — Прошло уже пятнадцатьминут. Я обещал вам пять.

— Я еще незакончила. — Мария судорожно уцепилась за подлокотники кресла.

— Продолжимразговор по дороге, — он взял свой саквояж и предложил ей последовать заним из кабинета.

— Мнекажется, Петер смотрит на меня как на дочь. Все эти годы его отношение ко мнебыло чисто отеческим, — говорила она, пока они спускались по лестнице.

— С однойтолько небольшой разницей. Вы не дочь Петера Штрауса, а он человек одинокий.Поразмыслите об этом на досуге и сделайте свои собственные выводы, —посоветовал доктор, протягивая ей руку на прощание, когда они вышли на улицу.

В сопровождениисвоего друга, депутата парламента, Петер Штраус углубился в лабиринт узкихулочек «вуччирии», знаменитого палермского рынка.

— Толькоземлетрясение или тайфун могли занести тебя в Палермо, — пошутил сицилиец,зная, что Штраус считает этот город смертельно опасным. — Да к тому же ещебез охраны.

— Ты почтиугадал, — подтвердил предприниматель. — Тема деликатная и настолькострашная, что мне не с кем ее обсудить, кроме как с тобой. Тебе известно отайных связях между политикой и мафией, проституцией и наркотиками, Квириналом [43] и спецслужбами.

— Мне ничегоне известно, — сразу насторожился депутат. — До меня доходят разногорода слухи. Но это всего лишь слухи, не подкрепленные конкретными фактами.Никакими фактами. Никакими. Понятно? — Он побагровел и стал беспокойнооглядываться по сторонам, хотя в бурлящей атмосфере старинного палермскогорынка никто не смог бы подслушать их разговор.

— Ярасполагаю конкретными фактами, — заявил Петер.

— Тышутишь! — всполошился его друг.

— Никогда вжизни не был так серьезен. И так встревожен.

— И где жеони, эти доказательства? — спросил депутат.

— Ты их скорополучишь. Я их тебе пришлю с курьером прямо на дом. Используй их по своемуусмотрению. Можешь их даже уничтожить, если считаешь нужным, я не станувозражать. Однако с учетом того, в какое время мы живем, я бы их сохранил внадежном месте. Мало ли что может случиться, — многозначительно заметилПетер.