— А счастье — это быть верным Аллаху и умереть за него, — добавил Вазар, подслушивающий разговор.

— Оружие — это смерть, — продолжил цепочку рассуждений Иса, — стало быть, мы вернулись туда, откуда пришли, то есть в начало.

— Не в начало, — перебил его Курбан. — Это закон жизни на Земле. Все рано или поздно отправятся к Аллаху, только у неверных эта дорога будет трудней и ужасней. Нам надо подорвать репутацию центрального правительства, показать их слабость, физическую, религиозную и экономическую. Вот для последнего и учись в Европе, чтобы потом обратить наших врагов в прах. Знаешь, какой наш девиз.

— Какой? — спросил Иса.

— Запомни его на всю жизнь: «Сохранится и расширится». В этих двух словах скрыт весь смысл наших усилий в этой тяжелой, смертельной борьбе. Мы должны сохранить нашу веру, и приумножить наши победы. А это не так просто, мы должны объединиться против неверных.

— Ну, хорошо, — согласился Иса, — США и Европа помогает шиитам, удерживающим власть …

— Уже не так сильно помогают, они встретили смерть, их солдаты гибнут, и они поняли, что не смогут нас сдержать, — сказал Курбан.

— Да, но почему Аль-Каида, из которой вышла ИГИЛ, сейчас помогает нам?

— Там есть мусульмане, и они понимают, что в трудную минуту, когда США и Европа, объединившись в коалицию, ведет вместе с шиитами войну против нас, нет смысла убивать братьев, лучше с ними объединиться. Так что Аль-Каида нам очень помогает. Да, честно говоря, у нас-то с ними и противоречий существенных нет. У нас более жесткие порядки, наказания, вот и всё.

— И много нас? — спросил Иса.

— Если говорить об ИГИЛ, то к нам относится: Сирия, Ливан, Иордания, Палестина и еще восемь суннитских провинций в Ираке, — ответил Курбан.

— Но ведь не во всех этих странах сунниты верны ИГИЛу.

— Не везде, — согласился Курбан.

— Какова же наша цель, неужели лишь в казнях неверных?

— Цель наша одна: построить мощное Исламское государство.

— Но где?

— А как тебе территории стран: Сирии, Ливана, Израиля, Палестины, Иордании, Турции, Кипра, Египта, минимум, Синайского полуострова, да во всем мире, мало тебе земель. Аль-Каида, хоть и отличается от нас кое в чем, но понимает, что вместе мы сила, с которой придется даже шиитам считаться. Несмотря на политические или религиозные разногласия с Аль-Каидой, теперь они наши союзники. И им придется придерживаться наших жестких исламских законов.

Машины остановились за холмом. Солнце уже прошло свою верхнюю точку и вступило во вторую фазу дня. Кругом были разбросаны золотистые холмы, они словно волны уходили за горизонт, то поднимаясь, то опускаясь. Люди спрыгнули с обеих машин. Образовалось две группы. Курбан велел полицейским скинуть одежду и одеть оранжевую длинную рубаху — джалабея, напоминающую тунику. Курбан подозвал Ису.

— Возьми еще двух, и останьтесь недалеко с этой группой, — он указал на группу вооруженных людей в белом, которая охраняла семьи полицейских.

Когда восемнадцать полицейских было построено в колонну, один из мужчин, солидного возраста, попросил переговорить с командиром. Этим мужчиной был отец Абраб. Курбан согласился выслушать его.

— Вы их ведете на казнь? — сказал пожилой мужчина, с трудом сдерживая эмоции.

— Они должны ответить за поступки правительства, — твердо и уверенно произнес Курбан.

— Сегодня моя дочь вышла замуж, позвольте ей попрощаться с мужем, — подавленным голосом сказал пожилой мужчина, его тяжелый, умоляющий взгляд был направлен на Курбана.

Курбан закусил губу, оглянул полицейских и сказал:

— Хорошо, у них есть минута.

Отец Абраб повернулся к толпе и сообщил Абраб, что она может подойти к мужу. Девушка выбежала из группы родственников и, спотыкаясь, побежала к Абиду. Он ее тоже увидел и бросился навстречу к ней. Молодожены встретились посередине, между двумя группами людей. Подбежав к Абиду, она протянула ему навстречу свои тонкие и изящные руки, а он крепко обнял ее, их головы прикоснулись. Так и стояли они, молча, слушая жаркое и сильное биение сердца друг у друга. Когда их разнимали люди Курбана, жених неожиданно произнес:

— Теперь мы навсегда вместе, на всю жизнь. Я люблю тебя, слышишь, люблю!

Он упирался, не хотел уходить, но, почувствовав сильный удар прикладом автомата в спину, упал на землю, и лишь тогда повиновался силе, переживая за молодую жену.

— Эй, — окликнул Курбан пожилого мужчину. Тот развернулся, его глаза были полны влаги.

— Не думайте что-то учинить, а то все умрете, — строго сказал Курбан.

После этого Курбан и его люди увели полицейских, одетых в оранжевые длинные рубахи за холм, а отряд в белых джелабеях остался охранять семьи полицейских, где были старики, женщины и дети. Иса и еще двое людей, из отряда Курбана, остались у машин. Видимо Курбан не доверял этим людям, потому, дал приказ следить за ними. Иса одним глазом следил, а другим поглядывал в сторону, куда ушел командир. Людей он расставил у машин так, чтобы они могли бы ими прикрыться в случае необходимости.

Полицейских поставили на колени, многие из них безропотно склонили головы, понимая, что выхода у них нет, ведь за холмом находились их семьи, а о жестокости террористов из ИГИЛа они хорошо были наслышаны. Позади каждого полицейского стал один террорист с длинным ножом в руке. Курбан стоял впереди оранжево-черной шеренги людей и говорил что-то перед камерой, которую держал долговязый Гасик. Курбан хотел, чтобы было доказательство казни неверных. Пленка казни потом послужит в качестве рекламы, предупреждения шиитам и коалиции.

Он был краток и немногословен, сказал о том, что правительство Ирака предало свой народ, наняло американцев — врагов исламского мира, и теперь расправляется с истинными мусульманами, позволило топтать и осквернять мечети и земли мусульман, за что и будет наказано. В заключении он четко добавил:

— Это послание к нации креста, — после этих слов он повернулся к пленным, стоящим на коленях с покорно опущенными головами.

Один из пленных поднял голову и посмотрел на небо, яркие солнечные лучи ослепили его, но он не сводил взгляда с солнца. Это был Абид. Он сжал кулаки и, почувствовав крошечный кусок металла у себя на пальце, опустил голову и попытался разглядеть кольцо, но из-за ослепления ничего не увидел.

Он уже не слышал голоса и стоны людей, он лишь вспоминал образ своей любимой, стоящей у алтаря. Вспоминал то трепетное волнение, которое охватило его тогда. Он увидел в бледном свете церковных свечей свою возлюбленную. Увидел ее тонкую, гибкую и изящную руку, протянутую к нему, вспомнил, как он прикоснулся к ней и надел на палец кольцо с красным камешком. Вспомнил, как глаза Абраб робко ожили, а затем она прикрыла их наполовину веками, обрамленными черными длинными ресницами. В этот момент, вероятно, действие ослепления стало проходить, и приятная, сладостная картина его трепетного воспоминания уступила место жестокой реальности. Он ничего не чувствовал, словно был в каком-то наваждении. Его глаза были опущены, веки чуть приоткрыты, и сквозь щелку он видел песок, окрашенный темными, густыми, красными пятнами. Он медленно, не соображая, что делает, поднес руку к лицу, и увидел пару красных пятен на ней. Кровь лилась с подбородка, окрашивая пальцы в багровый цвет.