Вы упомянули Сводный каталог периодики русского зарубежья… Даже в том зачаточном состоянии, до которого его удалось довести, каталог стал центральным ресурсом по своей теме, на который постоянно ссылаются и количество обращений к которому постоянно растет.

Уже в самом начале работы над каталогом выяснилось: распространенные представления о положении дел в изучении этой области далеки от реальности. Все библиотеки Москвы располагают в совокупности менее чем двумя тысячами эмигрантских изданий, причем многие комплекты неполны, а часто представлены лишь отдельными номерами. Библиотеки Санкт-Петербурга гораздо беднее, в региональных библиотеках нет и этого. Однако уже предварительный список изданий, размещенный на сайте, перевалил за 6000 позиций. Ну и какой же напрашивается вывод? До сих пор мы изучали эмигрантскую периодику, слабо представляя себе даже самые общие ее масштабы.

ЕЦ Недавно вышел многотомник «Современные записки. Париж, 1920–1940. Из архива редакции». Пять книг, три тысячи триста писем, четыре с половиной тысячи страниц. За этим – живая жизнь одного из самых авторитетных журналов эмиграции. Трудно перечислить имена всех адресатов, среди которых – самые громкие. Вместе с Манфредом Шрубой вы были редактором и организатором этого поистине гигантского труда. Не собираетесь его продолжить, обратившись к другим изданиям?

ОК Мне очень нравится этот довольно редко встречающийся жанр: публикация редакционного архива. Этот жанр нередко раскрывает ситуацию с неожиданных сторон, позволяет на многое взглянуть в ином свете. Моя первая попытка работы в этом жанре относится еще к 2003 году, когда я составил и выпустил тематический номер «Литературоведческого журнала», посвященный послевоенному журналу «Опыты» (Нью-Йорк, 1953–1958). Затем я готовил роспись содержания с архивом редакции знаменитого парижского «Звена» (1923–1928). Если «Современные записки» заслуженно считаются самым лучшим журналом на русском языке, то «Звено» – самый культурный печатный орган за всю историю русской журналистики. К сожалению, эта книга, давным-давно целиком подготовленная к изданию, до сих пор так и не вышла в свет, но я надеюсь рано или поздно увидеть ее напечатанной.

Какие новости? В архив Дома русского зарубежья недавно поступили бумаги альманаха «Мосты» (Мюнхен, 1958–1970), над ними сейчас идет работа, и есть планы подготовить отдельное издание. Кроме того, готовится к публикации архив известного эмигрантского Издательства имени Чехова (1952–1956, Нью-Йорк).

ЕЦ Первыми начали изучать литературу русской эмиграции зарубежные слависты. Как вы сегодня оцениваете их многолетнюю страду? Давайте воздадим должное. И назовем имена.

ОК Лучшей книгой по истории эмигрантской литературы – несмотря на все недостатки этого труда – остается «Русская литература в изгнании» Глеба Струве, впервые опубликованная еще в 1956 году, шестьдесят лет назад. В сущности, Струве и был основоположником этого направления. Профессор Беркли, он воспитал плеяду учеников, среди которых многие выбирали для себя тему эмиграции. Вспомню, в частности, Саймона Карлинского, недавно ушедшего из жизни. Почти полвека эмигрантская литература могла изучаться только за рубежом, и за это время сложилась целая плеяда исследователей, занимающихся ею профессионально.

Кто продолжает активно работать? Если говорить о маститых, это Джон Малмстад, Роберт Хьюз, Лазарь Флейшман, Роман Тименчик, Ричард Дэвис, Эльда Гаретто, Антонелла д’Амелия. Плавно перейдем к следующему поколению: Владимир Хазан, Стефано Гардзонио, Даниела Рицци, Манфред Шруба, Катрин Гусефф. А вот совсем молодые – Аурика Меймре, Бьянка Сульпассо, Джузеппина Джулиано. Называю лишь некоторых, потому что всех перечислить невозможно. Тем более что начинают интересно проявлять себя совсем юные, теперешние магистры и докторанты, очарованные литературой русского зарубежья. Многих из них я особенно часто встречал в итальянских университетах.

ЕЦ В конце 2015 года от нас ушел профессор Джон Глэд. Он был разносторонне одарен: некоторое время являлся директором Института Кеннана по изучению России, преподавал в крупных американских университетах, написал труд по евгенике, перевел на английский Николая Клюева и Василия Аксенова, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, знаменитую «Черную книгу» об уничтожении советских евреев в годы Второй мировой войны. А среди книг Джона Глэда о литературе русской эмиграции есть две по-особому примечательные: «Беседы в изгнании» и «Допрос с пристрастием». Здесь звучат не похожие друг на друга голоса: Игоря Чиннова, Юрия Иваска, Андрея Седых, Романа Гуля, Ивана Елагина, Бориса Филиппова, Иосифа Бродского, Сергея Довлатова, Фридриха Горенштейна, Бориса Хазанова и других писателей-эмигрантов. Причем интервьюера интересует не только история литературы, но история человеческих отношений, психология личности и психология творчества писателя в изгнании. Существуют ли сегодня подобные проекты?

ОК Любопытно вспомнить: в России похожий проект стал выполняться полвека назад, причем при неожиданных обстоятельствах. В 1966 году преподаватель МГУ Виктор Дмитриевич Дувакин за участие в правозащитной деятельности (а он выступал свидетелем со стороны защиты на процессе Синявского и Даниэля) был лишен права преподавать. Ректор оформил Дувакина старшим научным сотрудником межфакультетской кафедры научной информации, предложив создавать фонд звуковых мемуаров. Дувакину была предоставлена полная свобода в выборе своих героев. И он принялся записывать на магнитофон беседы с теми людьми, кто был ему особенно интересен. За шестнадцать лет Дувакин записал более трехсот человек, в том числе – Бахтина, Ахматову, известного монархиста Василия Шульгина, принявшего отречение от престола у Николая Второго, и многих других, чьи голоса и мысли, пожалуй, иначе до нас могли бы и не дойти. 850 записанных им магнитофонных кассет легли в основу собрания Научной библиотеки МГУ, при которой в 1991 г. был создан Отдел устной истории.

Сейчас этим отделом заведует Дмитрий Споров, учредитель и президент Фонда «Устная история». Одно время он работал по совместительству и у нас, в Доме русского зарубежья. И мы вынашивали планы о таком же широкомасштабном проекте с эмигрантами. К сожалению, это пока не осуществилось. А видеозаписи, легшие в основу книг Глэда, хранятся в видеоархиве Дома русского зарубежья. Там же есть и записи проходящих в ДРЗ семинаров, круглых столов, выступлений и презентаций, в которых принимают участие русские эмигранты. Беседа – по-своему неповторимый, даже уникальный жанр: здесь человек раскрывается гораздо полнее, чем обычно, а порой неожиданно. Жаль, что такая работа не ведется целенаправленно.

ЕЦ Не так давно вы стали заместителем директора Института мировой литературы Российской Академии Наук, а за год до того возглавили в ИМЛИ прославленный отдел «Литературное наследство». Вы пошутили в нашем разговоре, что стали «современным Зильберштейном». Что ж, это высокий ориентир – подвижничества, подлинного профессионализма, верности призванию при любой политической погоде. Есть ли в ваших планах тома ЛН, посвященные писателям эмиграции?

ОК Разумеется, есть, и их больше, чем когда бы то ни было, поскольку в советское время подобные выпуски могли появляться лишь как исключение. Сейчас в серии готовятся тома Евгения Замятина, Зинаиды Гиппиус