Доев пирожные, возбужденно рыскал по дому, как лесной зверь, оказавшийся в просторной клетке. Давно не попадал в ситуацию, которая требует не действий, а терпеливого ожидания. Никогда не умел терпеливо ждать. И даже не пытался научиться.

«Если не знаешь, что делать дальше, просто выйди из дома, – говорила когда-то Наставница Хайя Омин. – Предоставь миру возможность дать тебе подсказку, помоги ему обрести язык, пока ты сидишь в четырех стенах, он нем поневоле».

Отличное правило. Совсем дураком надо быть, чтобы ему не последовать.

Перед выходом долго разбирался с одеждой – изучал, что у него тут есть, вспоминал, какие дополнительные смыслы несет каждая деталь гардероба, старался подобрать сочетание, символизирующее благополучие, безопасность и заурядность, остановился на джинсах и серой футболке с надписью «Lost» – так себе шутка, но сам бы очень веселился, обнаружив такую на ком-нибудь из заблудившихся странников, поэтому пусть будет.

На улице чувствовал себя очень странно. Город казался совершенно незнакомым, при этом он ясно представлял, что здесь в какой стороне, где Ратушная площадь, где Кафедральная, как спуститься к речке Вильняле, куда повернуть, чтобы четверть часа спустя выйти к большой реке по имени Нерис, на какой автобус сесть, если понадобится ехать в аэропорт.

Знал, до которого часа работает ближайший продуктовый магазин, помнил, как добраться до круглосуточного, на каком углу продают цветы, и откуда притащил странные конфеты с сыром, совсем рядом, кстати, эта кондитерская, возле филармонии. Смешное все-таки слово, никогда не привыкну к звучанию местных языков, никогда.

И к этому городу тоже никогда не привыкну, – думал, изумленно разглядывая обступившие его старые стены. – Он же только притворяется обычным городом, похожим на множество других, а на самом деле, такой же как я, удачно замаскированный пришелец, чужак на этой земле, призрачное подобие, текучий мираж, чьи очертания постоянно изменяются одновременно с памятью горожан, так что каждое утро они выходят на обновленные улицы в полной уверенности, что всегда так и было. Неудивительно, что я его не узнаю, нечего здесь узнавать, все не так, как было вчера, или год назад, не помню, когда гулял здесь в последний раз, но в данном случае это как раз совершенно неважно.

Вспомнил: именно поэтому я и устроил здесь убежище. Ни в одном другом городе этой реальности не смог бы находиться подолгу, и делать ничего не смог бы, если бы не позволял себе иногда устроить паузу, отложить все дела, вернуться сюда, броситься в густой омут здешних сновидений, а проснувшись, убедиться, что явь почти неотличима от них, бродить по улицам, разбегающимся в разные стороны не от площадей, как положено, а от идущих по ним прохожих, по переулкам, ветвящимся как смыслы в задушевной беседе, по крышам, где на печных трубах возлежат совершенно довольные своим посмертием призраки беспечных дворовых котов, по лесам, на полянах и тропах которых старательно мерещатся городские здания, очень достоверно мерещатся, в них даже вполне можно жить, по крайней мере, горожане живут и не жалуются, а если и жалуются, то на всякие житейские пустяки.

Подумал: вечная злобная мать, это что же получается, я просто так сильно соскучился?! Затосковал? Настолько, что понесся сюда просто так, без причины, не дожидаясь, когда подвернется работа? И сделал это, тысяча дней мне в глотку, не наяву, а во сне?

Не может быть.

Но по всему выходит, что все-таки может. Сколько раз слушал путаные объяснения попавших в беду, потерявшихся в собственных сновидениях, заблудившихся в грезах, перепутавших звуки заклинаний, дивился – как же слаб, оказывается, всякий, даже очень могущественный человек. Сострадал им от всего сердца, не упрекал, не насмехался, обращался почтительно, утешал: «С каждым может случиться», – но себя на их месте представить не мог. Однако жизнь, как известно, всегда опережает воображение. Что ж, ладно, по крайней мере, теперь понятно, как это бывает. Ну, то есть, условно понятно. Так почему-то часто говорят, окончательно перестав понимать что бы то ни было.

Выйдя на маленькую площадь перед филармонией, остановился в растерянности и почти сразу вспомнил, что всегда невольно тормозил на этом месте, слишком уж много тут кафе, в одном совершенно изумительные круассаны, в другом – вот эти невыносимые конфеты с сыром и оливками, в третьем роскошный яблочный пирог, а приличный кофе – только в четвертом, и крутись, как хочешь. Впрочем, был же удачный, неоднократно опробованный алгоритм: купить конфеты в коробке, кофе на вынос, в картонном стакане с крышкой, со всем этим добром засесть на веранде под тентом, заказать пирог, а круассан можно взять потом и дойти с ним до следующей кофейни, не просто приличной, а по-настоящему замечательной. Ну точно, всегда так делал, и вот сейчас…

Так. А это что за безобразие? Раньше ничего подобного тут не видел.

С точки зрения рядового наблюдателя «безобразие» выглядело, как самый обычный прохожий, высокий крупный мужчина в тщательно отутюженной белой рубахе с короткими рукавами, заправленной в слегка лоснящиеся штаны солидного в прошлом костюма; в руках он нес небольшой аккуратный портфель, глаза скрывались за зеркальными солнцезащитными очками. Но совершенно не обязательно заглядывать ему в глаза, чтобы насторожиться, достаточно обратить внимание на тень, гораздо более темную, чем у остальных, чересчур вытянутую для двух часов пополудни, тяжелой походкой бредущую за своим обладателем и не дающую себе труда в точности повторять его движения. По крайней мере, не все.

Смотрел на него, думая потрясенно: среди бела дня! Вот так просто среди бела дня ходит по улицам этого города Кхаррский Прожорливый Демон Отчаяния, чья тень столь ядовита, что всякий, на кого она упадет, обречен на медленную мучительную смерть от лютой тоски по жизни и неутолимого голода по самому себе, навек утонувшему в свинцовом болоте, которое только кажется тенью, а на самом деле – бездна, заполнить ее невозможно, но Кхаррский Демон Отчаяния никогда не оставляет попыток, такова уж его природа. Строго говоря, демон не виноват, что таким уродился, но это не означает, что ему можно находиться среди людей. Этот красавчик всего за час неспешной прогулки тысячи жизней проглотит и не подавится. Ну уж нет, только не в моем присутствии. Этому не бывать.

Решение еще не успело оформиться в слова, а он уже заступил дорогу мужчине с портфелем, накрыл его прожорливую тень одной из своих – той, что всегда невидима глазу и холодна, как лед – сказал: «Тебя нет».

И его, конечно, не стало. Потому что гонять охочие до свежей человечины мороки Ариен выучился еще подростком, буквально через несколько лет после того, как Старшая Наставница Хайя Омин увела его от отца. Она знала, чем заинтересовать ленивого подростка. Проще всего – хорошими драками, веселыми опасностями и легкими победами. Более сложные науки мудрая Хайя Омин приберегла на потом.

Подобные сражения даются легко – в том смысле, что длятся не больше секунды, и не требуют особого мастерства. Но сил они отбирают много. Что ж, по крайней мере, теперь ясно, с чего начинать завтрак. Стаканом кофе и парой конфет не обойдешься, придется устраивать цирк. В смысле, объяснять официантке, что клиент желает целый пирог. Нет, не кусок. И не два. И даже не полдюжины порций, а весь пирог целиком. И вместо одного шарика мороженого кладите, чего уж там, хотя бы полкило. Лучше – больше. Совершенно верно, упаковывать не нужно. Я прямо здесь это сейчас съем.