– Меня зовут Костя.

– Очень рад. Алексей Евгеньевич, – он протянул руку и, поскольку Константин еще стоял, привстал сам.

Костя ответил на рукопожатие и поймал себя на том, что имя-отчество пропустил мимо ушей. Раньше он за собой такого не замечал.

– Угощайтесь, Костя.

Добряк ткнул пальцем в промасленный сверток и, уловив неловкость, развернул. Под двойным слоем газеты оказалась фольга, а в ней – с дюжину маленьких симпатичных пирожков.

– С яйцом и капустой. Не пожалеете, дочка пекла.

Пирожки были славные, почти такие же, какие делала Настя. Настя – жена учителя, а не бригадир швейной братвы. Вспомнив о ней, Константин загрустил.

– Берите, берите еще, – почему-то смутился дядька. – Она мне их каждый день носит.

– Спасибо. Действительно, вкусно.

Он взял второй и тут обратил внимание на газету. По темному от жира полю шла широкая черная линия, похожая на траурную рамку.

– Кто-то умер? Из этих? – Кивнул он в потолок.

– Нет, что вы. Газета старая, – добряк переложил фольгу в тарелку и осторожно расправил бумагу. – Это еще с весны.

– С весны? – Растерянно спросил Константин.

– Когда Немаляев погиб. Это о нем. Ах, вы же в реанимации… Ну, вы ведь знаете, Немаляев разбился.

– Разрешите посмотреть.

Вся страница представляла из себя огромный, до безумия подробный некролог. Здесь же находилось несколько фотографий: детство, комсомольский билет, групповая – выпускники вуза, снова портрет и снова групповая – какое-то ответственное совещание.

– Вехи, так сказать, – пояснил дядька. – Там еще продолжение. Это экстренный выпуск, целиком Сашке посвятили, к похоронам. Ах, а дочка-то в нее пироги…

Константин оторвался от газеты и исподлобья взглянул на соседа. Кажется, его огорчение было искренним.

– Я ведь Сашку знал. Да что – знал! Почти друзьями были. Вот здесь… – Дядька отделил слипшиеся листы и показал разворот. – Здесь.

Костя увидел два крупных снимка гражданской панихиды. На одном были родные и близкие, на другом – какие-то одинаковые люди в костюмах.

– Вот я, – без тени высокомерия сказал добряк, тыкая в первый. – Мы с Сашкой вместе начинали, еще в главке. Потом он в гору пошел, да в нем это сразу проявилось. Талант. Ласточкой взлетел. Человек был… Сильный он был человек. Такие если шею не свернут, ой, как высоко взбираются. Но не испортился, вот, что важно. Подлое это дело, медные трубы. А он – нет. Себе не изменил. Ни себе, ни…

– Это вы, да? – Спросил Константин, чтобы как-то его прервать.

– Да, – вздохнул сосед.

Между скорбящими женщинами и офицером из почетного караула стоял он – дядька с красным лицом. В строгой тройке он смотрелся куда лучше, чем в больничном одеянии.

– Раз уж о нем заговорили, о Немаляеве, я вам, Костя, скажу откровенно: он ведь нашего Нуркина был на две головы выше. Тоже покойник, нехорошо, может быть… Нет, не потому, что мы в приятелях… особой дружбы не водили, хотя от старых знакомых он никогда не отказывался… Масштаб, Костя. Уж вы мне поверьте, я сам без малого тридцать лет на руководящей работе. В управлении немножко понимаю. Александр Немаляев – прирожденный организатор. Нуркин, премьер наш, – он, конечно, лидер. Зажечь умеет, повести за собой… Только это еще не все. Требуется и вторая составляющая: представлять, куда двигаешься, куда ведешь.

– А Немаляев представлял? По-моему, в этом Чрезвычайном Правительстве все не очень-то…

– Не все, Костя, не все. – К его нелояльности высокопоставленный больной отнесся равнодушно. – Вот если б Немаляеву больше воли, если б Нуркин на него не давил… да что теперь! Обоих нет.

– А все же. Допустим, появился второй шанс.

– Шанс?.. Я не совсем понимаю, – собеседник оторвал взгляд от газеты и уставился на его поднос. – Что же вы не едите ничего? Возьмите еще пирожок, мне будет приятно.

– Спасибо. Вы простите, что я позволяю себе фантазировать. Тема невеселая.

– Будь премьером не Нуркин, а Александр, все сложилось бы иначе, – убежденно проговорил он. – И Ополчение, и эти жертвы… довел страну до ручки, а теперь что ж… нагайка и столыпинский вагон. Немаляев бы этого не допустил. Он тоже с завихрениями, но, не смейтесь, в душе он романтик. Человек с идеалами. Был…

– А вы не боитесь вот так говорить с незнакомым?

– С моей болезнью боятся только двух вещей: ночи и того, что медсестра опоздает с уколом.

– Еще раз простите… А как вы считаете, смог бы Немаляев стать преступником?

Сосед задумчиво погладил багровый подбородок. Вопрос он воспринял неожиданно серьезно.

– Трудно сказать, – после паузы произнес он. – Это зависит от системы координат. Вы понимаете, о чем я. В христианском смысле мы все грешники.

– Нет, я без философии, по уголовному кодексу. Мог бы он быть профессиональным преступником? Вором в законе.

– Запросто, – без улыбки сказал сосед. – Способностями Саша обладал. А как ими воспользоваться – это зависит от случая. Не поступи он в свое время в институт, свяжись с дурной компанией… А вы что же, увлекаетесь подобными э-э… прогнозами? Вы социолог?

– Любитель, – коротко ответил Константин, возвращаясь к фотографиям.

– Да… Был человек, и нет его.

– А это кто? Возле гроба.

– Семья. Жена Татьяна, сестра Марина… Недавно стало известно, что авиакатастрофа была спровоцирована. Нда, все-таки диверсия. Мерзавцы…

– А это? – Спросил Костя, вглядываясь в темное пятно на месте третьего лица. Женщина стояла в пол-оборота, да и печать была нечеткой, но что-то Косте подсказывало: этот профиль он уже видел.

– Дочь Марины. Своих детей у Саши с Таней не было, им их племянница заменяла, – сказал сосед.

А потом назвал ее по имени.

– Племянница Немаляева? – Проронил Костя, наклонившись к столу.

– Красивая, правда? Теперь она… почти осиротела. Не знаю, возможно ли это – почти осиротеть. Выходит, возможно. В новостях еще не передали, но меня уже проинформировали: поймали тех негодяев. Тех, что аварию подстроили. Естественно, из Ополчения. Таких надо на части рвать. Кто-то помог на них выйти – внедренный агент или еще кто… Что же он раньше-то молчал, агент сопливый?..

Константин зажмурился и, словно этого было недостаточно, закрыл лицо ладонями. Он скрипел зубами и сжимал пальцы ног, ему хотелось сжечь свой ужас незаметно для окружающих – хотя бы первую его волну, однако за ней накатила вторая, и Костя понял, что ему не сдержаться.

– Что это с вами? – Озаботился сосед. – Я сейчас доктора… Врача!

– Врача… – выдавил Костя. – Раньше… надо было раньше…