– Когда проявят, будет поздно.

– Все! Оставим эту тему. – Петр вздохнул и, раскрыв окно, закурил. – Лучше о другом. Твои провалы не повторятся?

– Меня наконец-то убили.

– Поздравляю, – невесело произнес он. – Как там сейчас? Как наше Ополчение?

– Плохо, – сказал Константин. – Хуже некуда.

– Чрезвычайное Правительство победило?

– Мне из больницы не видно, кто победил, а кто проиграл. Но слово «чрезвычайное» там больше не употребляют. Кажется, на Родине все налаживается.

– Чего?! С Ополчением плохо, а там налаживается? Что там может наладиться без нас? Ты сначала думай, потом говори.

– Я думал, сотник. Времени было в достатке – я и думал. Нуркин сволочь, это ясно. С Нуркиным надо кончать. А остальных… зря мы их под одну гребенку. Люди разные.

Петр глубоко затянулся и медленно выпустил дым ему в лицо. Константин стерпел.

– Я, Костя, не пойму чего-то. Ты что предлагаешь? Сформулируй свою кашу.

– Ничего я не предлагаю! – Разозлился он. – Хотел сомнениями поделиться, да смотрю, не по адресу.

– Правильно смотришь, – спокойно сказал Петр. – Когда сомневаешься, надо к венерологу идти, а меня грузить ни к чему. Слушай, а может, это у тебя от стресса? Как-никак, помер.

– Мы все померли, – буркнул Костя. – Что ты мне собирался сообщить?

– Нуркин начал собственную охоту за дневниками Черных. Они оба их ищут, Немаляев – отдельно, Нуркин – отдельно.

– С чего ты взял?

– Очень просто. Нуркин пытался организовать слежку не прибегая к помощи братвы. То есть интерес к записям он от Немаляева скрывает. Немаляев, в свою очередь, утаил от него смерть Бориса. Тоже подозрительно.

– А Немаляев откуда знает?

– Да я сам ему сказал! Когда он звонил. А, ты же в отключке валялся. В общем, все это смахивает на раскол. Только не соображу, как этим воспользоваться. Я в интригах не мастер.

– Грохнуть обоих, вот и вся интрига, – заявил вошедший Ренат.

Вместе с Зайнуллиным на кухню вперлись его подчиненные, и на восьми квадратных метрах стало нечем дышать.

– Сотник, а где моя почетная грамота? – Театрально спросил он.

– Дай ему доллар, пусть купит себе шоколадную медальку, – бросила из коридора Настя. – Ребят, вы бы рассосались как-нибудь, здесь взрослые беседуют.

Четверо новобранцев недовольно загомонили, но под окриком Рената отправились в комнату.

– Нет, ребята правда отличились, – сказала она. – Мозги у них, как у ящериц…

– Это, наверно, комплимент, – вставил Ренат.

– …но действовали отлично, – закончила Настя.

– А что случилось-то? – Спросил Константин.

– Когда сюда перебирались, Людмила засекла наблюдение. Две машины.

– Я был уверен, что пасут только меня, – сказал Петр.

– Выходит, ваш Нуркин подстраховался. Но от второй группы ничего не осталось.

– Мы их в капусту чик-чик-чик! – Зайнуллин ребром ладони изобразил рубку овощей и счастливо рассмеялся.

– Свидетели? – Коротко осведомился Петр.

– Чик-чик!..

– Да уж, такого «чик-чик» я давно не видала.

Константин выразительно прочистил горло и, скрестив на груди руки, отвернулся к окну.

– Зато Кокошин гуляет по Мурманску и в ус не дует, – мрачно сказал Петр.

– Ты что, сотник? – Опешил Ренат. – Кому нужен этот Кокошин, сука, маму его… а… – он поймал на себе строгий взгляд Насти и дальше решил не развивать. – Кокошин-какашин… Ты гляди, каких я тебе хлопцев подогнал! Они за революцию в огонь и в воду!

– Революция? О чем ты?

– Ну, это… что там у нас? Ополчение, то-се. Железные пацаны!

Константин не выдержал и вышел в коридор. Первая комната была занята железными пацанами. Они окружили телевизор и, разделившись на пары, жарко о чем-то спорили. При этом железные пихались, брызгали слюной и обзывали оппонентов пидорами. Не вникая в суть дискуссии, Костя пошел дальше.

Вторая комната находилась в самом конце, после туалета и ванной. Людмила по-турецки сидела на вытертом коврике. Сначала Косте показалось, что она медитирует, но потом он заметил у нее в ногах какую-то книгу.

– Почему не со всеми? Почему телевизор не смотришь?

– Футбол. Занятие для плебеев, – сказала она, не отрываясь от чтения.

– Гм, гм… – Константин не сразу нашелся, что ответить. – Для плебеев?.. Конечно, ты-то среди нас голубая кровь.

Он плотно прикрыл дверь и продолжил:

– Голубая кровь, да. Родственников имеешь знатных.

Людмила медленно подняла глаза и тихо молвила:

– Ты понимаешь, что я могу тебя убить? Одним ударом.

– Понимаю. Поэтому захватил вот это, – Константин вытряхнул из рукава нож и виртуозно крутанул его между пальцев.

– Ты, наверное, в цирке работал. Наверное, клоуном. Я твое перо голыми руками сломаю.

– Наверное. Если дотянешься.

– Но сначала вырву тебе язык.

– Как скажешь, – пожал он плечами и мгновенно перекинул нож в другую руку. – А я твой язык не трону. Чем ты тогда говорить будешь? Про дядю своего. И еще про тетрадь.

– Ха, тетрадь, – презрительно скривилась Людмила.

– Больше ее взять было некому. Петр сразу не догадался, потому что у него на тебя перманентная эрекция. А у меня – нету. Зато я был на выставке «инквизиция сквозь столетия». Я видел картины про то, как снимают кожу. Думаю, у меня получится.

– Ну, попробуй, орел.

Дверь неожиданно открылась, и в комнату влетел Зайнуллин.

– Я не помешал? О чем воркуем?

Людмила нахмурилась и едва заметно качнула головой.

– О живописи, Ренат, – сказал Костя. – Ты иди. Там твои архаровцы скоро подерутся.

– Нда? Ну, я пошел, – заговорщически подмигнул он. – Только без стонов, лады? Бойцы услышат – возбудятся.

– Стонать не будем, – заверила Людмила. Она дождалась, пока Ренат не уберется и, немного расслабившись, сказала. – Ты сделал неверные выводы.

– Немаляев – твой дядя.

– Я не отказываюсь. Но между нами ничего общего.

– Ой ли? Тетрадь Бориса уже у него?

– В сумочке. Она там с первого дня лежит. Хочешь – бери. Все равно она бесполезна. Борис писал для себя.

– Зашифровано?

– Ты как ребенок. Бери и читай. Там одна вода. Ты ведь надеялся найти инструкцию? «Делай раз, делай два». Нет. Какие-то нравоучения, декларации. И все. Собиралась назад подбросить, да этот переезд…