А 1 мая в совершенно необычное время, в 21 час, на русских обрушился ливень снарядов. Немцы предусмотрели несколько режимов артподготовки. Ночью их батареи периодически делали паузы — саперы резали проволоку. С рассветом снова шквальный огонь. В 9.00 пушки замолчали и ударили минометы, накрывая окопы навесным огнем. Потом пушки ударили наискосок, вдоль позиций, а в 10.00 перенесли огонь в глубину. Поднялась пехота. Германское командование полагало, что ей уже делать будет нечего, пойдет триумфальным маршем — на каждый метр фронта выпустили 5 снарядов. Но все расчеты сразу пошли насмарку. Русская оборона ожила!

Пулеметы косили неприятельские цепи. Немцев и венгров заставили залечь. Мало того, им еще и пришлось отбивать яростные контратаки наших солдат. Инструкции Макензена требовали быстрого безостановочного рывка. Вместо этого устраивали вторую, третью артподготовку, снова шли на штурм. А войск на участок прорыва собрали много, пускали их в густых цепях, и землю трупами устилали тоже густо. Германская артиллерия начала приспосабливаться, сосредотачивала массированный огонь на отдельных пулеметах, группах пехоты. Выделили орудия, чтобы продвигались вперед за атакующими. За день враг овладел лишь первой линией окопов. Но 3 мая столь же упорный бой разгорелся на второй линии, 4 мая на третьей. И только к вечеру 5 мая 3 неприятельских корпуса, навалившись на 10-й русский, проломили его оборону и вышли к р. Вислока.

Врага задержали на четверо суток… Увы, они остались не использованными. Ведь в это же время, 2 мая, немцы нанесли удары по всему фронту — против 4-й, 2-й, 1-й русских армий, атаковали 10-ю, ворвались в Прибалтику. Внимание Ставки оказалось отвлечено, а Иванов и Драгомиров ничуть не обеспокоились. Именно тот факт, что корпуса 3-й армии стойко держатся, подтверждал их вывод: у противника на этом участке сил немного, проводится только демонстрация. В те самые дни, когда немцы и австрийцы пробивались на северном крыле фронта, на юге 9-я и 11-я русские армии были брошены в наступление! В штабе фронта были уверены, что они наступают на главную вражескую группировку, которая сосредотачивается в Буковине.

Спохватились лишь после того, как войска Радко-Дмитриева были отброшены за Вислоку. Начали перебрасывать к нему резервы, 3-й Кавказский корпус и кавалерию. Забрали у Брусилова и передали в состав 3-й армии 24-й и 21-й корпуса. Приказали контратаковать и выправить положение. Но Радко-Дмитриев растерялся. Даже собственные резервы он направил в бой, когда неприятель преодолел его позиции. Было уже поздно. Остатки 9-го и 10-го корпусов, принявших основной удар, больше не представляли реальной силы, отступали в полном беспорядке перемешавшимися батальонами и ротами. Немцы хлынули в прорыв и расширяли его, громили отходящих русских.

А вместо того, чтобы собрать прибывающие соединения в кулак и нацелить во фланг продвигающемуся неприятелю, командование армии и фронта бросало их в лобовые контратаки по частям, по мере того, как они подходили. Совершив форсированный марш, появился гвардейский кавалерийский корпус Хана Нахичеванского. На глазах отступающих войск он под бешеным огнем ринулся в конную атаку. Сам вид несущейся на врага массы всадников настолько воодушевил пехотинцев, что они повернули, поднимались с земли даже раненые. Вместе с конницей побежали на немцев и отбросили их к Вислоке. Но противник углублялся на соседних участках, обтекал, и успех свелся к нулю. Точно так же поодиночке выдвигались навстречу германцам дивизии 3-го Кавказского корпуса, шли в штыковые, задерживали врага. А немцы по очереди давили их таранными ударами.

Радко-Дмитриев молил о разрешении уходить за Сан. Верховный Главнокомандующий категорически запретил. Ведь тогда пришлось бы отводить назад и соседние армии, 4-ю, только что одержавшую блестящую победу, 8-ю, удерживающую карпатские перевалы. А по донесениям штаба Юго-Западного фронта, в 3-й армии войск теперь было предостаточно. Но Радко-Дмитриев уже утратил управление ими. Да еще и усугубил положение. Начал разъезжать на машине по дорогам или рассылать через адъютантов приказы тем, кого удалось найти — командирам полков, бригад, минуя их непосредственных начальников. А эти начальники отдавали другие приказы и безуспешно искали командарма. Пошла полная неразбериха, армия превратилась в сборные отряды, а где и толпы. Одни старались выбраться на восток, другие сдавались.

Горлицкий прорыв и его развитие

Но и командование противника проявило себя далеко не лучшим образом. Возможность добить 3-ю армию оно упустило. О каком-либо маневрировании даже не вспоминало. Гнало свои части на лобовые штурмы, и они несли очень ощутимый урон. Там, где немцы и австрийцы встречали сопротивление, они останавливались, пятились — хотя нашим воинам порой приходилось отбиваться только штыками. Неприятель подтягивал артиллерию, засыпал героев снарядами и лишь после этого снова атаковал. Наступление развивалось крайне медленно, русским позволяли беспрепятственно отходить на следующие рубежи. Однако к 11 мая беда коснулась уже всего Юго-Западного фронта. Прорыв углубился, противник обходил фланги 4-й армии Эверта, оборонявшейся севернее, и 8-й Брусилова, действовавшей южнее. Ставка дала команду на общий отход. Войска Эверта отводились на 50 км назад, к Ново-Мясту и Сандомиру, Радко-Дмитриева и Брусилова — на линию р. Сан, 11-я армия Щербачева на Стрый, 9-я Лечицкого к Днестру.

При этом попала в тяжелое положение 48-я дивизия Корнилова, одна из лучших. Она сражалась в горах на Дуклинском перевале. Когда 24-й корпус передали в 3-ю армию, оставалась там же, стойко отразила все атаки. А в хаосе отступления приказ об отходе ей прислали с запозданием. По равнине продвигались 2 германские дивизии и перекрыли выходы из гор. А через перевал следом за полками Корнилова уже выступили австрийские части. При 48-й дивизии находился санитарный отряд Николая Родзянко, сына председателя Думы. Персонал работал тут долго, успел изучить места, и Родзянко предложил Корнилову выйти из кольца окольными тропами. Но его войска отстали, растянулись на 20 км, и начдив не мог бросить их. Вернулся со штабом к полкам, а санитарному отряду приказал уходить.

Родзянко сумел вывезти к своим всех раненных, тыловые подразделения и часть обозов дивизии, был за это награжден орденом Св. Владимира с мечами. А неприятели обнаружили маневр санитаров, перерезали последние тропы. Корнилов организовал прорыв и сам прикрывал его с горстью храбрецов. Большинство его подчиненных пробились, вынесли знамена дивизии и ее полков. Но почти весь отряд прикрытия полег в неравном бою, Корнилов был ранен осколком. Он и офицеры его штаба, отстреливаясь, вырвались чуть ли не из рук врага и скрылись в горах. Несколько дней прятались, лесами пробирались к своим. Изголодавшись, вышли к селению за продуктами, и австрийцы захватили их в плен.

С 8-й армией противник пытался проделать то же самое, что с 48-й дивизией. На перевалах австрийцы наседали атаками, чтобы задержать русских в горах, пока Макензен не зайдет им в тыл. Но Брусилов оказался предусмотрительнее Радко-Дмитриева. Еще в начале сражения он отправил на восток лазареты, обозы. А отойти приказал скрытно. Солдаты до последнего момента вели работы по усилению обороны. В окопах остались подвижные команды с пулеметами, какое-то время вели огонь, остальные войска ночью снялись с позиций. Заранее были намечены пути движения, шли быстро и оторвались от врага, благополучно выбрались из ловушки.