"Спасибо… Леся".

В перекрестье прицела маячила туша немецкого бронетранспортера. Танкист коротко выругался, кляня себя за то, что не сумел рассмотреть главного. Противотанкового орудия в кузове тяжелого "Ганомага". Калибром всего 37мм и, тем не менее, оказавшегося способным пробить бортовую броню семидесятки. Зря, выходит, он поливал свинцом смотровые приборы и щели — по крыше надо было бить, пока БТР еще не успел развернуться. Теперь же укрывшиеся за орудийным щитом фашисты могли не опасаться пулеметной стрельбы. Ну или почти не опасаться.

К тому же, как выяснилось, беда не приходит одна. Огрызнувшись очередью на пять-шесть патронов, ДТ неожиданно замолчал, не то поврежденный случайным осколком, не то просто перегревшись, выйдя из строя от жара спаренной с ним сорокапятки.

— Мать! Мать! Мать!

Вроде и диски еще остаются, пара, как минимум, и броня на башне цела, и приборы пока работают, но… воевать-то нечем. Один лишь наган в кобуре. "Ага, чтобы застрелиться".

Хлопнув со злостью по ствольной коробке, сержант сплюнул и быстро переместился к командирскому перископу, желая оценить обстановку, прикидывая шансы. Соображая, как лучше выбираться из танка и что теперь делать с приборами. "Секретными" приборами из далекого будущего. Однако, едва взглянув на экран, понял, что ни шансов, ни времени у него не осталось.

Фрицы прекратили возню возле установленного на БэТээРе орудия, кто-то махнул рукой и…

"Ну да. Сейчас дернут за веревочку, башенка моя и раскроется. Как орешек. Как семечко".

Чуть сощурив глаза, танкист устало вздохнул, готовясь к неизбежному. Глядя смерти в лицо. И уже ни на что не надеясь.

Забыв, что надежда умирает последней.

Правее "Ганомага", метрах в двадцати от него, мелькнула какая-то тень. Смутно знакомая. Поднявшаяся из окопа. Метнувшаяся навстречу врагу. Вскинувшая руку в броске. И вновь рухнувшая на землю.

А спустя секунду прозвучал взрыв. Гулкий хлопок залетевшей в кузов гранаты. Противотанковой. Фугасной.

— Лейтенант! Молодчага! Так их, гадов! Всмятку! — заорал сержант, не в силах сдержать внезапно нахлынувшую на него эйфорию. — Черт, как же ты вовремя, лейтенант… Лейтенант… Володя… ты как там? Живой?

Однако летчик не откликался. Похолодевший от нехорошего предчувствия танкист резко скомандовал в микрофон:

— Марик, Гриша! Быстро к лейтенанту. Не отзывается он, ранен, похоже, — и, дождавшись подтверждения бойцов, пояснил задачу. — Вытаскивайте его по-быстрому и к танку… Давай-давай, шевелитесь, черти. Как хотите, но найдите мне его. Любой ценой.

Отдав приказ, сержант помедлил немного, буквально секунду, соображая, стоит ли пытаться сделать что-то еще. Что-то полезное, нужное. Например, снять поврежденный ДТ со спаренной установки или продолжить наблюдение за полем боя.

Сомнения разрешились относительно быстро и просто. Погасшими экранами ПНВ. "Всё, кончилась техника. Теперь только наружу". Толкнув тяжелую крышку, Евгений ловко выскользнул из башенного люка, мячиком скатился с брони и метнулся под защиту застывшей поблизости тридцатьчетверки. Даже не заметив и не почувствовав, как осыпается гарнитура ПУ, исчезает наброшенный на тело бронежилет, как щелкает в голове некий тумблер. Неведомый переключатель, запускающий странный никому неизвестный процесс. Таинственный, вычищающий из памяти все "лишние файлы". Биты информации. Крупицы знания. О прошлом, которое… в будущем. Сведения о всего лишь нескольких часах. Тех самых, в которых радость побед и горечь поражений. Новые друзья. Новые враги. И та, что навсегда теперь останется в наглухо стертом обрывке. Махоньком кусочке невидимой ленты, выдранном с корнем. Из жизни. Из сердца.

* * *

Установленные на растяжках "запалы" сработали как положено. И практически одновременно, сразу в обеих траншеях.

Хлопки двух гранат слились в один, потерявшись в гулком грохоте фугасных разрывов. Земля буквально вздыбилась от мощного удара сотни с лишним кило тротила и пороха. Так, будто в немецкий окоп угодил снаряд из морской двенадцатидюймовки. Тонны перемешанного с глиной песка взметнулись ввысь на добрый десяток метров. Разлетаясь комьями по округе. Накрывая развороченную в хлам артиллерийскую позицию плотным облаком серовато-белесой пыли — такой, по крайней мере, она выглядела на экране переносного тепловизора.

Лейтенант потряс головой и несколько раз прижал ладони к ушам. Судорожно сглатывая, с трудом вталкивая в пересохшую гортань внезапно сгустившийся воздух. Пытаясь восстановить слух и дыхание.

— Вот это да! — спустя пять или семь секунд прозвучало в наушниках.

— Это точно, — согласился с Синицыным Марик. — Жахнуло, так жахнуло.

— Нормально жахнуло, — пробурчал летчик, выглядывая из укрытия. — По плану. А теперь смотрите в оба. Сейчас полез…

Договорить он не успел. От села ударили пулеметы, а на правом фланге замелькали хорошо различимые в ПНВ фигурки врагов. Немецкие пехотинцы по одному выскакивали из-за развалин. Сразу кидаясь на землю, а затем перебежками стараясь подобраться ближе к окопам. Впрочем, лезть в траншеи они пока не пытались, видимо, помня о том, что случилось с предшественниками, решившими воспользоваться ходами сообщения и нарвавшимися в итоге на "мины". И потому "нынешние" фрицы двигались поверху, прикрываясь лишь невысоким земляным бруствером в тылу разгромленной батареи. И даже ракеты в ночное небо не запускали, вероятно, надеясь на темноту. По незнанию. Не ведая о том, что все их телодвижения прекрасно отслеживаются вооруженными "ночной" оптикой красноармейцами.

Примерно через минуту вражеские пулеметчики прекратили огонь, опасаясь зацепить своих, а осмелевшие гренадеры рискнули, наконец, подняться во весь рост и рвануть через траншеи к застывшей невдалеке тридцатьчетверке. Готовя гранаты, полагая, что именно там располагаются основные силы противника.

— Бей! — коротко скомандовал лейтенант.

Кинжальный огонь за считанные секунды остановил атакующий порыв фрицев.

Огонь в упор. Из трех стволов. Двух трофейных МП и одной трехлинейки. А чуть погодя к бою присоединился ДТ комиссара. Негусто, конечно, но на столь короткой дистанции фашистам хватило и этого. Те, кто выжил, моментально залегли, огрызаясь лишь отдельными выстрелами. Наугад, ориентируясь только по звуку. Потом, секунд через двадцать, противник попробовал обойти советские позиции с флангов при поддержке вновь оживших, палящих по площадям машиненгеверов. Однако и этот хитрый маневр закончился неудачей. Точнее, полным фиаско.

Сначала Кацнельсон удачно зашвырнул единственную оставшуюся у него "феньку" на левый край, туда, где скопились самые резвые, желающие быстро перепрыгнуть траншею. Потом он же, потратив всего три патрона, уполовинил пытающихся проползти по тому же маршруту. Затем Микоян с Синицыным несколькими очередями охолонили горячие головы, прущие через кусты и пелену еще не осевшей от недавнего взрыва пыли… Точку в этом эпизоде сражения поставил легкий Т-70. Четырьмя осколочными по северо-восточной окраине хутора, подавив бьющие из-за руин пулеметы.