Приказчик ожидал услышать восхищённые возгласы и гул одобрения, но в хате продолжала стоять гробовая тишина. И лишь совсем опьяневший Кузьма, не осознавая, что происходит, пытался разглядеть затуманенным взором подарок.

— А ну… Николаич, поверни… ну… Не вижу, что это… там у тебя блестит, — заплетающимся языком промычал он и даже попытался привстать, чтобы лучше разглядеть вещицу в руке приказчика.

Степан с готовностью поворачивал свой подарок и даже подошёл поближе к единственному гостю, проявившему интерес к прекрасному подношению.

В руках Степан держал вещицу, которой позавидовала бы любая панночка. В замысловатом, скорее всего, фабричном обрамлении, представляющем собой витиеватые узоры, сверкало отображением горящих свечей и плошек… зеркало.

— Ты сам додумался до этого иль надоумил кто? — угрожающе произнёс Мирон.

— А… что? — совсем растерялся приказчик и непонимающе уставился на свой подарок. — Что-то не так? На ярмарке… купил… По мне, так очень даже… завидное зеркальце… — промямлил Степан. Не мог же он признаться, что это зеркало дала ему Хима и что сейчас он исполняет её наказ.

— Ты что, с луны свалился иль каким басурманином тут прикидываешься? — ещё больше распалялся возмущением сват.

С нарастающим ропотом недовольства оживились наконец и остальные гости.

— Ты бы, Степан, ещё иголок молодым подарил!

Так уж издревле заведено у православных, да и не только у них, что на свадьбе не принято дарить молодожёнам острые предметы: ножи, иголки, которые, кстати, очень ценились в хозяйстве. Но по поверью полесских селян, острые и колющие подношения на свадьбе — это в любом случае не к добру. Они вносили в семью разлад, ссоры, колкости между супругами. А вот зеркало, которое считалось окном в потусторонний мир, и вовсе несло зло и необъяснимые беды.

— Я принимаю подарок! — раздался вдруг громкий и уверенный голос невесты, заставивший всех замолчать.

Гости с недоумением молча глядели на Марыльку. Даже Кузьма, непроизвольно икнув, плавающим взглядом пытался найти невесту. А Марылька, не моргая, холодным взором вонзилась в нежеланного гостя и так же холодно произнесла:

— Дайте ему гривенник… и как всем — чарку и каравай.

Мирон бросил на Марыльку укоризненный взгляд, но спорить не стал. Может быть, и правильно поступает невеста. Какой ни гость, а поступать с ним дурно не годится.

Сват угрюмо взял из кучи надаренных денег гривенник и, забрав у Степана зеркало, взамен сунул ему в руку десятикопеечную монетку. Считалось, что такое действие отводит от семьи черный умысел, если, конечно, таковой имел место. В этом случае это был уже не подарок, а покупка, что в корне меняло дело.

Приказчик выпил поднесенную ему чарку горелки и протянул руку за караваем. Мирон замялся, но всё же подал ему самый невзрачный из оставшихся кусочков.

— Благодарствуем за угощеньице… Будьте здоровы. Мне уж пора…

Приказчик попятился к дверям, бережно держа в руке каравай. Он так и не попробовал его. Теперь уже долго задерживаться здесь Степану было не с руки и он, зыркая загнанным зверем на враждебно затихших людей, молча покинул хату.

Тишину нарушил сват Мирон:

— Никого не забыли караваем попотчевать? — обращаясь к гостям, громко осведомился он. Настроение у него было испорчено.

— Все испробовали!

— Смачный пирог! Всем досталось! — в разнобой, недружно отвечали гости, тоже уже без прежнего задора.

— Ну, так наливайте, пейте, закусывайте и песни заводите! — сказал сват и, наклонившись к Марфе, тихо произнёс: — Я отойду ненадолго. Гости тут уж и без меня добра с горелкой управляются.

Мирон спешно выскочил на двор и в свете большого яркого костра стал вглядываться в толпу. Никто не обращал на встревоженного свата внимания, а ему это было и на руку.

Мирон в сердцах зло выругался. Но вот его взгляд наткнулся на деда Лявона. Старик многозначительно чуть кивнул головой и опять, смешно вытянув шею, незаметно указал бородой в сторону околицы. Мирон кинулся туда. Он уже понял, где и кого надо искать…

Степан с нетерпением и страхом ожидал появления Химы. Вспотевшая рука сжимала кусочек свадебного каравая, обёрнутого в тряпицу. Стоя под раскидистым дубом на краю села, он напряжённо вслушивался и вглядывался в окружающий ночной сумрак. Встреча назначена здесь. Приказчик уже жалел, что сам выбрал это место. У этого дуба постоянно назначают свидания влюблённые парочки, и не дай бог, если его заметят тут с ведьмой, да ещё в такой час! Быстрее бы она явилась, эта чёртова Хима! А ещё лучше было бы, чтоб дочку свою прислала. Как не крути, а с девкой и спокойнее и приятнее иметь дело.

И вот слух Степана уловил в темноте осторожный шорох шагов. «Ну, наконец-то!» — с облегчением подумал он и повернулся навстречу Химе.

— Хима, ты? — нетерпеливым шёпотом спросил приказчик.

— Ага, я, — ответила появившаяся тень, и тут же в глазах Степана вспыхнул веер искр, на мгновение сменившийся яркими разноцветными кругами.

Больше приказчик ничего не успел заметить. Такой красочный фейерверк Степану преподнёс удар сокрушительной силы, который на время вышиб из него сознание.

Очнулся приказчик от встряски. Открыв глаза и разглядев во тьме перед собой перекошенную рожу Химы, он заорал не своим голосом.

— Замолчи, окаянный, — злобно прошипела старуха и грязной рукой зажала Степану рот.

Тот судорожно отдёрнулся и попытался вскочить.

— Тхы што этхо тхворишь?! — опять закричал он. — Мы тхак не уховаривалих! Пошто бить-тхо?

Сочившаяся из носа кровь, распухшие губы и выбитый зуб до неузнаваемости коверкали речь приказчика. Сам он в горячке этого пока не замечал.

— У-у, дурачище! — Хима со злостью ткнула Степана костяшками пальцев в лоб. — Повезло тебе, что не я стукнула — век бы не очухался. Де каравай?

Приказчик встрепенулся и испуганно потрогал разбитое лицо. Запоздало поняв вопрос, засуетился, завертел головой и начал суматошно шарить руками по траве.

— Понятно… — мрачно выдохнула старуха. — Можешь не егозить: забрали твой каравай.

И только сейчас до Степана дошло, что у него и губы разбиты, и зуб выбит, и всё это из-за какого-то несчастного кусочка пирога…

Окончательно приходя в себя и ощупывая разбитое лицо, приказчик вдруг почувствовал что-то за пазухой. Быстро сунув туда руку, он вытащил… зеркало. Зеркало, которое совсем недавно дарил Прохору и Марыльке. Степан растерянно замер, переводя испуганный взгляд то на Химу, то на не подаренный подарок. В страхе перед ведьмой он не знал, что сказать и что делать с этой вещью.

Глядя на перекошенное от страха и перепачканное кровью лицо приказчика, Хима пожалела, что связалась с этим ничтожеством. Уже уходя, она злобно бросила на прощание: