И протянул руку, на ладони которой лежал матовый молочно-белый отполированный временем и водой камешек в виде капли с естественной дырочкой в узкой его части, через которую был продет шнурок из какой-то очень прочной телесного цвета веревки.

– Вот, возьми. Пусть будет с тобой до тех пор, пока ты не вырастешь настолько, что тебе уже не понадобятся никакие материальные проводники и источники для встраивания в течение энергий и защиты себя и своих близких, – сказал Тон.

Юрий принял этот дар благоговейно, как величайшую драгоценность, двумя руками и низко поклонившись. Он тут же надел амулет себе на шею, закинул его на грудь под вырез рубахи и прижал рукой к телу.

– Благодарю тебя, – поклонился он еще раз, а выпрямившись, посмотрел в глаза Тону и попросил, понимая, о чем именно просит, как о великом даре: – Я бы очень хотел помнить все, что со мной происходило, помнить каждое мгновение, проведенное здесь, каждый урок и каждое сказанное вами слово. Я бы хотел сохранить все знания, что получил от вас, и память обо всем, что со мной происходило.

Тон смотрел на него долгим взглядом потемневшими до черноты радужки глаз, а потом внезапно улыбнулся своей непостижимой улыбкой:

– Делать упражнения, которые я тебе передал, ты теперь будешь всю свою оставшуюся жизнь, постепенно все усиливая и углубляя их, так же как и медитировать, и расширять свое сознание и разум ты не перестанешь теперь никогда. На этом этапе бег, плавание и задержка дыхания имеет положительное влияние на слой твоего пространства и прекратишь ты эти занятия, только когда почувствуешь, что необходимость в них отпала. Направление к развитию тебе дано, мастера и источники знаний указаны, путь свой ты определил четко и не нуждаешься более в моем присмотре. Но тебе позволено сохранить память о своем пребывании здесь, обо всем, о чем ты узнал и что смог постичь за это время. И обо мне, – чуть склонив голову, объявил свою волю Тон.

А может, и не свою волю. Сие, как говорится, неизвестно.

– Но ты не сможешь рассказать об этом, – продолжил просветленный.

Костромин понимал, что «не сможешь рассказать», в данном случае было прямым указанием: то есть на всех уровнях и физическом в том числе, если он даже захочет что-то рассказать и откроет рот для этой цели, то не сможет произнести ни одного слова или начнет нести какую-нибудь чепуху, не имеющую никакого отношения к его пребыванию у отшельника.

– Никому и никогда? – уточнил Юрий.

– Когда-нибудь возможно, – подумав, ответил Тон. – Может, своему сыну, если тот изберет путь к просветлению, или другому человеку, но далеко не все, ты и сам понимаешь. Все пережитое и постигнутое за время, проведенное здесь тобой, останется лишь твоим глубоко личным знанием, силой, возможностями и способностями, перестроенной структурой физики твоего тела и полей и только твоим полем любви.

– Благодарю тебя, Великий Мастер, Просветленный Тон, – в глубоком уважении склонился Юрий перед отшельником, – за великую честь, оказанную мне, и возможность хоть малым краешком приобщиться к Великим знаниям и встать на путь. – Распрямился и спросил: – Мы еще увидимся когда-нибудь?

– Для того чтобы связаться со мной, тебе не требуется проделывать столь длинное путешествие. Достаточно позвать, – усмехнулся Тон и хитро заметил: – Придет время, и ты получишь ответы на все свои вопросы и на тот, который все это время так будоражил твое воображение. Кто знает, может, тогда нам и удастся встретиться.

– Благодарю тебя, – сложив ладони вместе, снова поклонился Костромин.

И, ясно почувствовав, что его время пребывания здесь полностью вышло, развернулся и ушел вниз по тропе. Ни разу не обернувшись.

Он знал, что если бы он вдруг захотел вернуться, что-то сказать или спросить Тона, то, скорее всего, не нашел бы ни тропы, ведущей к пещере, по которой бегал каждый день, ни пещеру, ни озеро и уж тем более не увидел бы самого Тона. Вот так.

Он шел, даже не шел, а бежал неспешно, размеренно и улыбался, вспоминая их разговор. Все то время, что он провел с отшельником, Костромину не давал покоя один вопрос, который он так и не рискнул задать Тону, чувствуя, что этого нельзя делать, – почему из миллиардов людей на планете Тон выбрал именно его? Почему он? Что в нем такого особенного? И почему вообще отшельник взялся его обучать? Ведь сам Просветленный Тон находится на таком уровне развития, который невозможно ни понять, ни даже представить не только простому человеку, но и любому продвинутому духовному мастеру или даже гуру.

Частенько Юрию казалось, что Тон находится сразу как бы в нескольких местах одновременно – вроде бы он с ним и в то же время вроде как бы и не весь с ним…

Да ладно, даже смысла нет пытаться разбираться.

Разбираться – смешно!

И все же почему именно он?

С монахами Юрий встретился у самого монастыря, из которого они только-только вышли, направляясь ему навстречу, удивив их столь небывалой резвостью еще недавно помиравшего от каждого дуновения ветерка паломника-страдальца.

Но с определением времени в категории «недавно» Костромин явно ошибся, оказалось, что прошло больше трех месяцев. Это время он не осознавал и не заметил. А в тот момент встречать его выскочили все обитатели монастыря, собравшись в стихийный радостный митинг по приветствию особого исцелившегося паломника, как только дежурившие у ворот прокричали о неожиданно быстром возвращении братьев и… Юрия.

Набежала целая толпа монахов, улыбавшихся ему как герою, кланяясь в уважительном приветствии, чуть не до земли с таким рвением, что Костромин несколько даже опешил. Ах да, вспомнил Юрий, – они ж его тут воином духа обозвали! И удивился – как же давно это было, кажется, что в прошлой какой-то жизни.

Братья монахи вдруг расступились, как волны, уловив одним им понятный знак, и навстречу Юрию прошествовал сам настоятель. Они одновременно почтительно приветствовали друг друга, а когда выпрямились, то посмотрели прямо друг другу в глаза, коротко кивнули уже совсем по-иному.

– Кострома! – оторвал Юру от этого церемониала Вовка, подлетевший откуда-то сбоку, развернув к себе и заключив в сильные объятия. – Ну, ты как? Изменился. Сильно изменился. Другой человек стал! Не узнать! А загорел-то как! И мышцы какие накачал! Тебя что, этот целитель в виде профилактической процедуры камни заставлял ворочать? – весело спросил друг.

«Так. Понятно, – сообразил сразу же Костромин, – значит, версия «целитель».

– Что-то вроде этого, – посмеялся он. – Исцеление горше всяких лекарств.

– Я несколько раз пытался прорваться к тебе в их лазарет, но братья не пускали, говорят, посторонним туда нельзя, их целитель охраняет свои секреты. А потом и вовсе сообщили, что тебя отвели в какую-то деревню, где тебе особые процедуры делали и упражнениями лечили.

– Это точно, – честно признался Костромин.

– Исцелить-то смогли? – с тревогой спросил Владимир.

– Полностью, – уверил его Юрий. – Восстановили весь энергетический контур, как они говорят, и гармонизировали все мои жизненные потоки. Да я и сам чувствую, что совершенно здоров и сил стало намного больше, чем прежде.