Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зато я научился кое-чему другому! — радостно взревел гном, бросая недовязанный носок на открытую книгу, хватая жену в охапку и шагая в сторону супружеского ложа.
— Окно закрой, обормот! — радостно барахтаясь в его объятиях, выдохнула Полли.
— Окно? — изумился Шарц. — Зачем?
— Затем, что я теперь леди и мне не положено на весь двор визжать от восторга, — рассмеялась Полли. — Ну, так закроешь или мне ухо тебе откусить?
— Сама закроешь, у меня руки заняты, — ответил Шарц, с Полли на руках направляясь к окну.
— А оставить меня на постели ты, конечно, не мог! — прошептала Полли ему на ухо.
— Ну, разумеется, нет, — шепнул он ей. — Мало ли что ты способна натворить за это время!
— Страсти какие! — хихикнула она.
— Еще какие! Закрывай скорей, не то я не выдержу и тебе придется уронить свое положение в обществе недостойным радостным визгом!
Оконная рама, скрипнув, задвинулась. Погасла свеча. Теплые отсветы камина плясали по стенам. А где-то далеко, в открытом море, олбарийская эскадра шла к неведомым берегам. Шарц подумал о двоих влюбленных, которые сейчас наверняка сплелись в точно таком же тесном объятии где-нибудь у себя в каюте, а потом он не думал уже ни о чем, отдаваясь вечному ритму прибоя, покоряясь древнему океану, бесконечно катящему свои волны в каждом из нас.
Лишь мудрые звезды пели свою вечную песнь над его головой. Бесконечные, неизмеримые, навсегдашние звезды, которые и были ответом на любой вопрос, если только уметь правильно спрашивать и чутко прислушиваться к ответам.
* * *
"Я так и не узнал, кто такой на самом деле Джек!" — подумал Эрик, глядя на улыбающуюся во сне Энни, вслушиваясь в пение корабельных снастей и гудение волн за бортом.
"Я тоже этого не знаю, коллега: ну и что?" — ответно подумал Шарц, спящий за много дней пути от него. Вздохнул, все так же не просыпаясь поправил одеяло на плечах Полли и перевернулся на другой бок.
"Было бы чего там знать", — ухмыльнулся крепко спящий Джек и нежно прижал к себе спящую рядом с ним симпатичную повариху.
Олдвик медленно плыл в ночи, словно огромный, увенчанный зубчатыми башнями корабль. Он плыл сквозь звездную ночь в завтрашний рассвет. А где-то далеко, в океане, другой корабль резал волны, стремясь в неведомое. Они разошлись, эти корабли, разошлись в разные стороны, как то и положено кораблям. Разошлись для того, чтобы обязательно встретиться. Ведь для того моряки и стремятся в море, чтобы потом обязательно вернуться.
* * *
Ну? Кому-то все еще кажется, что так не бывает?
Собрание Совета торговых и рыбацких старшин ледгундского рыбного торгового Дома "Бриньон и сын" протекало вяло. Кроме самого начала, когда господин Бриньон, грохнув кулаком по дубовому столу, взревел: "Надо наконец решать, что делать с проклятыми гномами!"
Имелась в виду, разумеется, олбарийская гномья рыболовная артель, которая в последнее время то и дело переходила дорогу означенному торговому Дому.
Торговый Дом "Бриньон и сын" торговал по преимуществу треской, великолепной крупной рыбой, которая в изобилии водилась на ледгундских тресковых банках. Гномы ловили мелкую неперспективную сельдь, по качеству значительно уступающую треске, и как конкуренты даже не рассматривались. До той поры, пока кому-то из них не пришла в голову гениальная идея засаливать сельдь прямо во время лова. Новый продукт был… вкусным. И дешевым. Торговый Дом "Бриньон и сын" далеко не сразу понял, что обрел серьезного конкурента, а когда понял, что-либо сделать было уже невозможно. Новая селедка стремительно завоевывала рынки. Олбария, Марлеция, Троанн, Арсалия, Соана, по последним сведениям, даже Фаласса…
Торговые старшины один за другим вставали и озабоченными унылыми голосами перечисляли, какой именно ущерб им нанесли окаянные гномы. Нанесли, сволочи, как есть нанесли, а закона при этом ни одного не нарушили!
— Как только на рынке появляется эта сельдь — не продашь и трескового хвоста! — с досадой воскликнул один из торговых старшин.
Господин Бриньон, и до того не отличавшийся сегодня лучезарным настроением, окончательно помрачнел.
Вставали и старшины рыбаков. Нет, гномы и на море ведут себя вполне прилично, говорили они. Не к чему придраться. Не к чему! В сторону ледгундских тресковых банок даже и не смотрят, ловят себе свою окаянную сельдь, границ никаких не нарушают. Нужно что-то делать, говорили они, ведь если упадет прибыль, то все их люди заработают куда меньше. И вряд ли это кому понравится. А кроме того — на что чинить лодки, корабли, сети? Нужно попробовать как-то договориться с гномами, предлагали они.
"С этими договоришься, как же, — возражали старшины торговцев. — Пробовали уже". Ох и далеко летали те, кто посмел предложить коротконогим мерзавцам разделить сферы влияния. Гномам с людьми не с руки драться, опасаются они этого, мало ли, вдруг Их олбарийское Величество рассердится, решит, что гномы за старое принялись. Ну, так они просто пошвыряли парламентеров в воду. А когда те вылезли и рискнули повторить свои предложения, зашвырнули еще раз. Так и будем купать, пока не уйдете, посулили гадкие гномы.
Одно счастье, что король Вильгельм закрыл собственную страну для ввоза проклятой гномьей сельди, равно как и для самих коротышек. По крайней мере, ледгундский рыбный рынок останется за самими ледгундскими рыбниками. Что делать с остальными рынками, непонятно. Попытка угробить гномью торговлю снижением цен, увы, ни к чему не привела. Гномью сельдь покупают уже не только потому, что она дешевле трески, ее покупают просто потому, что она вкусная. Гномы не стали снижать свои цены вслед за ледгундскими рыбниками — и все равно продали свою проклятую селедку.
— Так что все это было зря, — с досадой говорил торговый старшина. — И даже хуже того вышло — ты попробуй теперь подыми цены там, где ты их уже снизил! Еще и себе в ущерб выйдет…
— А так и получилось, — поддакивал другой. — Нет, правда! Как убедить людей, что то, что вчера подешевело, сегодня опять подорожало? Как доказать им, что это — нормально? Они не верят. И не покупают. И я ничего не могу сказать, потому что они правы! Они идут к гномам и покупают ихнюю трижды проклятую селедку!
Собрание совета торговых и рыбацких старейшин ледгундского торгового Дома "Бриньон и сын" протекало вяло. Вероятно, потому, что ни один из присутствующих не мог предложить ничего дельного.
В конце концов господин Бриньон вздохнул и распустил людей, наказав всем как следует подумать.
Один за другим понурые старшины покидали залу совета. Господин Бриньон продолжал сидеть, хмуро глядя перед собой. Перед его невидящим взором стояли золотые и серебряные монеты. Те, которые ему так и не удалось заполучить. Те, которые отняли у него проходимцы-гномы.