У главного входа дверь и окна были заколочены.

– Эй! – крикнул он. – Есть тут кто?

Нет ответа.

– Есть кто внутри? – крикнул он.

Только шелест листвы.

– Хватит кричать! Разбудишь мертвых! – раздался голос Рэйвен из кустарника слева от него. – У меня пушка! Говори, кто ты, или стреляю!

Берет на понт? Лучше не рисковать.

– Это я, Алексий.

– Иди медленно к западной части здания, но руки держи в воздухе, чтобы я их видела.

– Это ты, Никки? Я тебя искал.

Он увидел, как она встает из-за кустов. Если у нее пистолет, ей ничего не стоит уложить его.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Там, где сидит стая птиц, – сказала она, – противника нет. Шум в темноте выдает тревогу.

– А, так ты запомнила, как я цитировал «Искусство войны» Суня Цзы. Ты всегда только притворялась дурочкой.

– В картах Таро дурак – он же Шут – это нулевой козырь, – она рассмеялась. – Но это не Башня, пораженная молнией. Видишь: моя башня на семи ветрах все еще стоит, а я Верховная жрица.

Значит, она помнила катрены Тедеску. Нужно действовать осторожно, чтобы не спугнуть ее.

– Можно мне подойти, Ваше Святейшество?

– Зачем ты пришел, Алексий?

Он подошел к ней по тропинке.

– Чтобы найти родную душу.

Она указала на упаковку.

– Что ты несешь?

– Подарок тебе, милая.

– Дай посмотреть.

– Потом, дорогая. Это сюрприз в честь примирения.

– Входи в тайное убежище моего детства.

– Вход запечатан. Как нам попасть внутрь?

Она провела его через пещеру и коридор. Он не ожидал, что можно вот так проникнуть в подвал, а оттуда – в вестибюль.

– Куда ты меня ведешь? – спросил он.

– В комнату за сестринским постом.

Когда они поднялись на второй этаж, она провела его мимо конторки в маленькую комнату.

– Здесь отдыхали медсестры. Теперь я часто провожу здесь время.

Он почувствовал, как его рука дрогнула в ее руке. Осторожно, нельзя, чтобы она что-то заподозрила. Если она вспомнила все загадки Тедеску, он не мог допустить, чтобы она выдала это ФБР.

Ему стало жаль ее, но он отбросил это чувство. Ему хотелось насладиться последними моментами вместе с ней и запомнить их.

Она знала, что Кайл ошибался. Алексий любил ее. Они могли бы начать жизнь вместе.

– Тебе, наверное, было больно, – сказал Алексий, – быть здесь одной, заново переживать ужасы прошлого.

Ей хотелось сказать, что в этом месте она никогда не была одна, но был ли он готов услышать о ее духах-хранителях? Она прильнула к его руке.

– Теперь, когда ты здесь, чтобы защитить меня, я больше никогда не буду одна.

– Звучит как пророчество.

Когда его лоб прорезала морщина, она поняла, что что-то не так. Он оглядывал сестринский пост.

– Все бытовые удобства. Только одна проблема. Та кушетка слишком узкая для нас двоих.

– В квартире моего отца на пятом этаже двуспальная кровать.

Она заметила его удивление.

– Ты можешь подниматься?

– Я работала над тем, чтобы побороть страх высоты.

Она пошла с ним на пятый этаж. Они так давно не были вместе. И вдруг она увидела себя со стороны и почувствовала близость смерти.

«…хватит этих больных мыслей. а то все испортишь…»

Ее рука задрожала, когда она потянулась к дверной ручке.

– Когда-то я увидела в этой комнате что-то слишком ужасное, чтобы помнить.

– Сними груз с души. Тебе ни к чему переносить это ужасное видение в…

– Правильно ли предавать память отца? Он бы не хотел, чтобы кто-то знал.

– Он изменял твоей матери?

– Хуже.

– С одной из медсестер?

– Гораздо хуже.

– Мы с тобой родственные души, Никки. Он тебя обижал?

Она запнулась, когда он назвал ее Никки. Затем она взглянула на руку на дверной ручке. Ее? Она не могла открыть дверь.

– Меня он никогда не трогал. Это был пациент. Мальчик, о котором я заботилась. Отец называл это щенячьей любовью. Я видела, как он насиловал моего щеночка.

– Извращенец.

– Он был сверху, а мальчик кричал: «Хватит, доктор Слэйд! Мне больно! Я расскажу!»

– Твой отец заслуживал смерти.

– Это еще не все, – сказала она и, подойдя к кровати, стянула покрывало. – Если я снова это увижу, может, это очистит мой разум.

На простыне было коричневое пятно.

– Он, наверное, обделался, – сказал Алексий.

– Нет. Это засохшая кровь моего щеночка. Он не совершил самоубийство, как написал в отчете отец. Я видела, как он перерезал мальчику горло. После этого он второй раз посадил меня в лечебницу…

– Почему он не выбросил простыню?

– Не думаю, что он с тех пор был в этой комнате.

Она выскользнула из джинсов и трусиков, сняла рубашку, расстегнула лифчик.

– Что ты делаешь?

– Готовлюсь заняться любовью.

Она расстегнула его ремень, стащила с него брюки.

– На этой кровати? В этом есть что-то больное.

– А я такая. Больная. Доктор Кайл говорит, я должна погрузить разум в образы. Если мы сделаем это на пятне, где мой отец изнасиловал и убил, может, я смогу изгнать зло. Если бы я только родилась мальчиком.

– Я не могу заняться с тобой любовью на этой кровати, Никки.

– Я знаю тебя, Алексий. Ты сможешь, – она стащила с него трусы. – Видишь? Конечно, сможешь.

– Я хочу, Никки, но я не запорю нашу последнюю…

– Почему последнюю?

– Я люблю тебя, Никки.

– Если бы любил, не отрезал бы мне крылья. Ты хочешь потом убить меня?

– Не говори чушь, Никки.

– Тогда покажи мне.

Она легла и притянула его к себе. Она задрожала, когда он поцеловал ее горло, груди, пупок. Провел руками вниз по талии, между ног и стал ласкать ее, пока она не затряслась всем телом.

– В меня, – простонала она. – Ты нужен мне как никогда.

Он скользнул в нее. Мягко. Все быстрей и быстрей, пока она не закричала.