– А что с генералом? Он где?

– Здесь, в Москве. Его арестовали прямо в госпитале. Его ранило – в дом попал осколок снаряда. Генерал долго валялся в госпитале, думали, что придётся ногу отнять. Варя его выхаживала. Его арестовали в конце лета, но вскоре отпустили, и он прямо сказал ей, что теперь перейдёт к красным, потому что брата тоже арестовали из-за него и Алёшу. Не из чего, короче, выбирать. Варя тогда ему сказала, чтобы он этого не делал, потому что всё равно после такого поступка жить не сможет. А он достал Алёшину детскую карточку, поцеловал и говорит: «Нет, Варенька, смогу».

– Господи!

– А как же ты думала? – сверкнула глазами Дина. – Они ведь не идиоты! Вон папа твой нынче сказал: «Ох, умны! Ох, поганы!» И верно: умны и поганы. Брат генерала так и умер в тюрьме, а Алёшу выпустили, и он стал служить у красных. Понимаешь, почему? Понимаешь? Отец же! Старик, инвалид! Алёша прекрасно всё понял: отец это сделал ради него, а он, в свою очередь, – ради отца. Варя говорит, что он теперь командует кавалерийским полком, но она говорит, что ей каждую ночь снится, как он мучается, и письмо пришло от него – ужасное! Как будто не он написал. Варя пошла работать в контору на стройку, им есть совсем нечего. Ребёнок всё время болеет. С ним сидит бабушка, ты помнишь её? А дед только умер.

– Надо отнести им из Илюшиной одежды что-нибудь! – Таня засуетилась, полезла в шкаф, начала вытаскивать оттуда детские вещи. – Вот это и это… И это вот тоже. Пока Алиса не утащила на рынок! Она ведь всё тащит!

– Слава Богу, что у нас есть Алиса! – опять сверкнула глазами Дина. – Без Алисы вы бы тут все в лёжку лежали!

– Я знаю! Я решила, что пойду к папе в больницу медсестрой с начала лета… Илюша уже подрастёт…

– Если мы доживем до начала лета!

– Ты каркать приехала, Динка? Тогда уезжай! И муж твой, наверное, заждался!

– При чём здесь мой муж? У меня, кроме мужа, сестра есть! К тому же с ребёнком!

– Динка, – прошептала Таня. – Тебе что, с ним невмоготу?

– Мне? С кем? С Николаем? С чего ты взяла?

– Не знаю… мне так показалось.

– Тебе показалось! – Дина раздула ноздри и гневно откинула назад волосы. – Ты, Тата, очень похожа на маму! Та тоже блаженная! Она говорит: «Ах, как я надеюсь, что к лету весь этот кошмар закончится! Тогда мы опять будем вместе». Кто – вместе? С кем – вместе? Она твоего отца второй раз бросила, а он ведь смолчал! Не заметил!

– Прекрасно всё папа заметил, – прошептала Таня.

– Я знаю! – И Дина вдруг всхлипнула, изо всей силы закусила губу. – Я знаешь чего боюсь?

– Чего ты боишься?

Дина огненно покраснела и посмотрела на сестру умоляюще, тем взглядом, который был общим для них обеих: исподлобья, низко опустив голову.

– А вдруг это не ты, а я похожа на маму? Вдруг я его тоже бросила? И сама себе не признаюсь? Ищу причины, объяснения?

– Ты разве не собираешься к нему возвращаться?

– Да, Господи, разве я знаю! – Дина вскочила с дивана и, как тигрица, заметалась по комнате. – Я его иногда до беспамятства люблю! Вот он заболел три месяца назад в Риме, я стала за ним ухаживать. Кутала его в плед, термометр ставила, кормила по часам. Сама ему бульон варила – научилась, мы там на квартире жили, – причёсывала его. – Она вдруг покраснела, всплеснула руками и засмеялась. – Он лежит на кровати, жар, знобит его, а я сижу рядом, отпаиваю его с ложечки, волосы ему на прямой пробор расчесала… Он смеётся и говорит: «Всё в куклы играешь!». Я говорю: «Я же тебя лечу!» А он: «Ну играй, играй! Лишь бы не скучала! Я всё от тебя потерплю». Ах, Господи! – У неё задрожали губы. – И как хорошо было! А потом он поправился, и опять…

– Что: опять? – глядя в пол, пробормотала сестра.

– Я не хочу, – плача и раздувая ноздри, прокричала Дина, – не хочу, чтобы из меня делали какую-то вещь, какую-то куклу!

– Ребёнка разбудишь! Не кричи!

Дина испуганно зажала рот обеими руками:.

– Не буду, не буду! Мне иногда кажется: лучше бы я в монастырь постриглась, ей-богу! Не могу я быть ничьей куклой!

– Какие сейчас монастыри? Что ты мелешь! Давно разогнали.

– Да, верно, – пробормотала Дина. Потом прижалась к Таниному уху и зашептала: – Татка, в итальянских газетах писали о том, что «они» сделали с царём и всеми детьми. И о великой княгине Елизавете Федоровне тоже. Я только не знаю, правда ли. Неужели можно было вот так просто – взять да убить?

– Наверное, можно, – еле слышно ответила Таня. – Ты знаешь, что папа дружил с Евгением Сергеевичем?

– С каким Евгением Сергеевичем?

– С доктором Боткиным. Хотя папа всю жизнь работал в Москве, а доктор Боткин в Питере, но они учились вместе в Медицинской академии и там подружились. Евгений Сергеевич однажды приехал к нам со своим старшим сыном Митей, который поступил тогда в Московский университет. Года за четыре до начала войны, я ещё девочкой была. И они с папой много разговаривали, очень много и очень откровенно, потому что…

Она замолчала.

– Почему? – требовательно спросила Дина.

– Потому что от Евгения Сергеевича только что ушла жена. Влюбилась в какого-то студента, лет на двадцать её моложе, из Риги, и ушла. Бросила четверых детей. Митя был самым старшим, а трое других – два мальчика и девочка – совсем маленькие. Я думаю, что Евгению Сергеевичу нужно было просто поделиться, просто поговорить с кем-то, кто может это понять. Ну, а папа…

– Я понимаю! – вспыхнула Дина.

– Потом Митя погиб в самом начале войны. Кажется, в декабре. Он бросил университет и тоже пошёл на фронт, как мой Володя… Доктор Боткин приехал тогда в Москву. У Мити была уже жена в Москве и две дочки. Он погиб, когда прикрывал отступление казачьего полка, где служил хорунжим… Получил Георгиевский крест посмертно. Евгений Сергеевич пришёл к нам в этот день и напился. Я хорошо помню. Он пришёл, мокрый, голодный, – погода была: ужас, а он почему-то не взял извозчика, от самого госпиталя шёл пешком, – и говорит папе: «Дружище, а выпить у вас не найдётся?» И выпил весь запас папиного спирта. Потом залёг на диван, поспал два часа. Проснулся, вымылся, побрился. Вошёл к нам с Алисой в детскую – трезвый, спокойный, – поцеловал Алисе руку, а меня в голову. Он был великаном. Огромного роста, с очень широкими плечами.

– И что?

– И папа проводил его к поезду.

– Да я не об этом! И что с ним случилось?

– Говорят, что его тоже убили. Что ему предлагали уехать с Урала, обещали работу в московской больнице, практику. А он отказался. И его убили вместе с царём. А в газетах сообщили только, что «казнён кровавый палач Николай Романов». А про семью – ничего. Потом написали, что царица с сыном «эвакуированы в надёжное место». А про великих княжон совсем ни слова, как будто их и не было никогда. Одни слухи…