Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ах, наконец-то Спиро приступил к делу!
* * *
- Мне не нравятся показатели Эда, - сказала Мэйника Лазарусу.
- Мэйника, ему сто тридцать один стандартный год, - мягко ответил Боло. - Для человека его возраста его показатели удивительно хороши.
- Я знаю, - вздохнула она. - Это просто...
Ее голос затих с сильным впечатлением от мысленного пожатия плечами, и Боло позволил себе излучать чувство понимания в сочетании с уверенностью, что его утешение будет рядом с ней в неизбежный день.
Мэйника послала в ответ поток своей собственной благодарности. Странно, подумала она еще раз, как изменились их отношения с тех пор, как она впервые очнулась в его резервном центре выживания. Во многих отношениях они были ближе, чем когда-либо, и Лазарус узнал гораздо больше о человеческих эмоциях - и иногда иррациональности - чем, вероятно, когда-либо узнал любой другой Боло. В конце концов, они вдвоем провели более стандартного столетия, живя в одном и том же "теле".
И все же они жили там как два совершенно отдельных существа. Когда они полностью соединились, они слились еще более плавно, чем когда Мэйника обладала человеческим телом, но между этими периодами слияния существовал тщательно поддерживаемый барьер между их личностями и точками зрения. Что, вероятно, было и к лучшему для нее, учитывая подавляющую природу личности любого Боло.
Все еще были времена, даже часто, когда она сожалела о потере своей смертности. Ее психотронное состояние никак не уменьшило боль, когда умерли друзья и близкие, и хотя сенсоры и вычислительные способности Лазаруса стали ее собственностью, были моменты, когда ей невыразимо хотелось еще раз ощутить запах горячего шоколада, вкус хот-дога, сдобренного перцем чили и луком.
Прикосновение губ другого человеческого существа к ее собственным. Она все еще могла пережить эти переживания, потому что ее психотронная память о них была такой же совершенной и нетленной, как у любого Боло, но это было не то же самое, и никогда не могло быть.
И все же, если многое было потеряно, многое также было дано, сказала она себе. Ее собственная особая версия синдрома идентификации оператора была чуть более выраженной, чем у любого другого командира Боло в истории, подумала она с проблеском веселья. На самом деле, во многих отношениях, у нее было два "мужа" за последние сто пять стандартных лет. Возможно, у нее и Эда не было никаких физических отношений друг с другом в течение этих лет, но совместное воспитание их детей и ее собственное полное, если не совсем нормальное, участие в их жизни породили связь, которая не поддавалась использованию какой-либо другой терминологии. И в течение тех же самых лет она и Лазарус были, в буквальном смысле, соединены браком в одном теле.
И с того момента, как Эдриэн Аньелли позволил себе признать, что каким-то образом, каким бы невероятным это ни казалось, Мэйника Тревор все еще жива внутри дюраллоевого корпуса единицы 28/G-179-LAZ, она также наслаждалась полноценной и бесконечно полезной "карьерой".
- под умелым командованием адмирала Джу, - сказал генерал. - Если наши прогнозы оправдаются, первоначальные поселения Бастиона выйдут на полное самообеспечение не более чем через два стандартных года. И, конечно, военная безопасность наших новых колонистов будет для нас таким же приоритетом, каким всегда была наша собственная безопасность здесь, в Лакшмании. В космосе за эту безопасность будет отвечать наш флот. И на самом Бастионе...
* * *
Нетрудно проследить за мыслями моего командира - Мэйники - в этот момент. Действительно, со дня ее физической смерти я узнал о человечестве, и об этом человеке в частности, больше, чем даже я когда-либо подозревал, что можно узнать. Они - самый замечательный вид, мои создатели. Столь многие из них так далеки от стандартов, к которым они стремятся, и все же у всех есть потенциал стремиться к ним. И некоторые, такие как Мэйника Тревор и Эдмунд Хоторн, Эдриэн Аньелли и Индрани Лакшмания, поднимаются на самую вершину этого потенциала, несмотря на краткость и хрупкость своей жизни.
Для меня было огромной привилегией быть частью этого процесса, хотя я понимаю, что даже мой командир по-настоящему не осознает, насколько это верно. Люди видят жертвы бригады. Они видят разрушенные военные корпуса, роли жертв. Они видят выведенных из эксплуатации Боло, старых Боло, чьи личностные центры были сожжены, когда они стали опасно устаревать. В глубине души они боятся, что мы, служащие человечеству мечом и щитом, должны возмущаться тем фактом, что наше творение обрекает нас на существование воина и боль и смерть, которые так часто ожидают воина. Они не до конца осознают тот факт, что мы, Боло, признаем в себе - в нашей верности, нашем чувстве идентичности и преемственности, а также в нашей приверженности гордой истории и кодексу чести бригады Динохром - отголосок бесконечной борьбы несовершенного человечества за достижение той же верности, той же приверженности. Они дали нам по праву рождения то величие, к которому они сами должны вечно стремиться, и лучшие из них служили - и умерли - на наших командных палубах, так же преданные существам молекулярных схем, сплавов и термоядерных электростанций, как когда-либо бригада Динохром была предана существам из хрупкой протоплазмы, которые создали нас. И именно поэтому мы никогда не можем обижаться на них. Потому что даже в своих неудачах они всегда соблюдали соглашение между нами.
Я полагаю, что Мэйника, которой больше, чем любому другому командиру Боло, было дано испытать оба аспекта традиций и преемственности бригады, возможно, на самом деле пришла к пониманию того, что Боло-люди сотрудничают даже лучше, чем мы, Боло. И это понимание является частью того, что так хорошо подходит ей для выполнения задачи, к которой она была призвана даже после смерти человеческого тела, в котором она родилась.
Я горжусь ею и привилегией служить вместе с ней. Почти так же горжусь, как и благодарен за понимание человечности, которое она мне дала.
* * *
- компонент планетной обороны, конечно, будет, как всегда, в ведении бригады Динохром.
На этот раз, когда Симмонс сделал паузу, радостных возгласов не последовало. Вместо этого воцарилась какая-то затаившая дыхание тишина. Напряженное предвкушение, которое можно было бы перерезать ножом. Все взгляды обратились к дальнему концу поля, и Хоторн скорее почувствовал, чем услышал, глубокий вздох, вырвавшийся из этой