Бабушкина мама приходила читать каждый четверг и воскресение: в четверг было меньше уроков, а воскресение был выходной.

В дни, когда должна была прийти бабушкина мама, «чемоданчики» плохо ели, вели себя беспокойно, спорили с медсестрами, и только когда появлялась бабушкина мама с книгами, они умолкали и даже не ворочались, а если кто даже хотел по нужде, то терпел и слушал в бабушкином исполнении волшебные сказки Пушкина и гоголевского Ревизора.

Маленькая бабушка и ее мама были родственниками расстрелянного врага народа. Им не давали квартиру, они ютились в холодном бараке. Бабушкина мама ходила по инстанциям. Ей отказывали, отказывали и снова отказывали…

Однажды бабушкина мама не пришла в госпиталь, и «чемоданчики» стали кричать, звать медсестер. Медсестры пригласили на разговор с ранеными главного врача, тот сказал, что бабушкина мама ходит по инстанциям, ей негде жить, она жена расстрелянного врага народа по имени Адольф… «Чемоданчики» рвали зубами собственные плечи — это был самый большой вред, который они могли нанести себе, другим они уже ничем не могли навредить. Они бунтовали три дня и три ночи. Они валились с железных кроватей и бились головами о пол. Медсестры и врачи были в ужасе. Доложили командованию госпиталя, в партийный районный комитет…

Бабушкиной маме дали отдельную комнату в светлой коммунальной квартире на Красноказарменной улице, в десяти минутах ходьбы от госпиталя. Бабушкина мама продолжала читать раненым русскую классику.

Скоро в госпитале не осталось ни одного «чемоданчика»: некоторых забрали родственники, некоторые умерли.

«…Война становилась историей. Но войну помнили, войну не могли забыть, потому что в каждой русской семье были те, кто не вернулся». Такими словами Лера Игоревна закончила то свое школьное сочинение. Ей поставили четыре по литературе и три по русскому. Она волновалась, когда писала про солдатиков, политрука и «чемоданчики», и наделала много ошибок. Она выбрала свободную тему, а не стала писать на предложенное тогдашним гороно: «Край родной, Сибирь, люблю и знаю тебя».

И все-таки Лера Игоревна решилась. Она решила прочитать сочинение своей ученицы еще раз. Она обязана была поставить оценку за сочинение. Ведь она же учитель литературы и русского языка, а не истеричка какая-нибудь! Лера Игоревна взяла ручку с красными чернилами и села читать. Она вдруг передумала: отложили ручку с красными и взяла обыкновенную с синими чернилами.

— Так будет правильнее незаметнее, — сказала она себе, сказала тихо, будто боялась, что ее кто-нибудь услышит. Но никто не услышал ее — Лера Игоревна жила одна.

Она перелистнула страничку и стала читать.

Она не могла читать про себя, потому что ей казалось, что все, что она читает и узнает из сочинения, остается в ней — глубоко в ее душе. Ей от этого становилось больно и страшно. Лера Игоревна стала читать вслух:

— «Сочинение. Точка. Мой папа. Точка. Мой папа — сумасшедший. Так говорят все, кто знает моего папу. Потому что он поступает не так, как все привыкли поступать в нашем городе. Вот, к примеру, его уволили с работы за то, что он не стал красть медную проволоку, как другие. Их начальник сказал, что раз в стране развал, то надо хоть что-то взять себе, и они стали красть проволоку с трансформаторов. Папа не стал. И его уволили с работы. Мой папа сумасшедший. Так его называет моя бабушка, мамина мама. Она говорит, что папа не зарабатывает денег, а мужик должен зарабатывать. Папа тоже кричал на нее, что все кругом воруют или работают охранниками, а он — специалист высокого класса. Бабушка с ним не соглашалась и говорила, что у него мозги совсем отсохли. Мой папа сумасшедший. Так говорит моя мама. Потому что, когда папа приходит домой пьяный, они с мамой громко ругаются на кухне, что папа совсем потерял совесть, и, если ему нравится так жить, то пусть себе живет один. Папа страшно ругался и даже ударил маму. Мой папа сумасшедший! Я сказала ему это, после того как он ударил маму. Я плакала и долго не могла уснуть потом. Папа утром просил у нас прощения и говорил, что скоро ему заплатят какие-то деньги, которые ему почему-то было должно наше государство. Но я не понимала, как государство может быть должно обычному человеку. И все-таки папа говорил, что заплатят обязательно. Я очень обрадовалась, потому что у меня не было зимней обуви. А в валенках мне было ходить стыдно, потому что все ходят в модном, и только я одна в валенках. Папа схватил меня на руки, целовал, и мы с ним мечтали, как поедем в районный центр и в новом модном магазине купим мне зимнюю обувь, а потом пойдем в кафе, а потом в кино. Мой папа сумасшедший. Так сказали соседи нашего дома, когда я пришла из школы домой. Папа закрылся в квартире и никого к себе не пускал. Мама схватила меня и увела жить к бабушке. Мы смотрели телевизор. Мой папа сумасшедший, говорили по телевизору. Потому что он забаррикадировался в квартире и не хотел открывать, а еще он грозился себя взорвать, если ему государство не выплатит деньги, которые он заработал, когда ездил в командировку в Чечню. Мой папа сумасшедший. Так говорили друзья папы. Потому что однажды папа остался один, а вокруг него было очень много врагов. И папа один стрелял и стрелял и убил много врагов. Он стрелял как сумасшедший, говорили папины друзья. Папе дали орден. Мой папа сумасшедший. Так говорили врачи, когда мама ходила в больницу, где лежал папа. Его проверяли и лечили, будто он сумасшедший. Врачи говорили, что у папы был сильный стресс. А один врач сказал маме по-секрету, что у папы теперь не в порядке с головой, и что он сумасшедший, и что теперь с ним жить опасно. Я много думала об этом, о том, что случилось с моим папой и со всеми нами. И вот что я думаю. Я думаю, что мой папа не сумасшедший. Просто он был на войне».

Она дочитала и оставила тетрадку открытой. В сочинении не было ни одной красной строки и было много ошибок. Лера Игоревна не исправила ни одной. Она взяла синюю ручку, но отложила и взяла красную. И поставила «пять, пять»…

* * *

«В ходе переговоров бывший военный забаррикадировавшийся в квартире в числе прочего требовал, чтобы о его проблемах рассказали СМИ. Исполняющий обязанности начальника ГУВД пошел на это и выступил на одном из местных телеканалов. Бывший военный ранее жаловался в прокуратуру в связи с невыплатой «боевых» за командировки в Чечню… сообщает радиостанция «Эхо Москвы»».