Явную обеспокоенность отца можно было, конечно, отнести на счет его волнения из-за неразберихи с Роллингсоном. Но Картер чувствовал, что за этим кроется что-то еще. И это сильно его беспокоило.

Картер знал, что выглядит не лучшим образом – глаза слегка налиты кровью. Отчасти из-за того, что слишком много пил прошлой ночью и почти не спал, занимаясь любовью со своей дорогой женой. Воспоминание об этом невольно вызывало у него искреннюю нежную улыбку. Но главной причиной тревоги было состояние отца. С ним что-то неладно.

Поймав взгляд единственного в комнате лакея, стоявшего у серванта, Картер дал знак, что отпускает его. Слуга поклонился и вышел. Избавившись от любопытных ушей, Картер повернулся к отцу.

– Вы хотели мне что-то сказать, сэр?

При звуке его голоса герцог поднял голову. Выражение его лица менялось – от полного отрицания к чему-то совершенно противоположному – по мере того как он изучал лицо сына.

– По правде говоря, Картер, мне есть что сказать.

Скрипнуло отодвигаемое от стола кресло. Мужчины повернулись к Доротее.

– Думаю, мне нужно посоветоваться с кухаркой по поводу меню на вечер, – сказала она, поспешно поднимаясь. Но Картер удержал ее, схватив за руку.

– Нет. Я хочу, чтобы ты осталась. Ты моя жена. И ты имеешь полное право услышать, что собирается сказать мне отец.

На мгновение в глазах герцога вспыхнуло возмущение, но тут же погасло, сменившись тихим согласием.

– Картер прав. Останьтесь, пожалуйста, Доротея. – Она опустилась на место, и герцог продолжил: – Я раздумывал над этим всю ночь, пытаясь понять, чего Роллингсон хочет добиться своим нелепым поведением. По общим отзывам, он заслуженный, всеми уважаемый боевой офицер. Человек, которым многие восхищаются.

– Ролли поступает так, ваша светлость, потому что твердо уверен, что вы его отец, – тихо сказала Доротея.

Пальцы герцога впились в край обеденного стола.

– А что думаете вы?

– Что кто-то из вас заблуждается, не зная правды.

– Я? – Герцог сердито посмотрел на нее.

Картер подался вперед в стремлении защитить жену.

– Доротея ни в чем не обвиняет вас, сэр. – Он нервно откашлялся. – Но этот вопрос необходимо прояснить. Есть ли хоть какая-то вероятность, что это могло произойти?

Несколько долгих секунд герцог молчал, пристально глядя на Картера. По его отсутствующему выражению нельзя было определить, о чем он думает.

– Действительно, я был знаком с Эмили Роллингсон, – заявил герцог обычным для него резким тоном. – Между нами сложились особые, очень сложные отношения. Все началось с дружбы. Маловероятно, вы скажете? Что ж, не могу с вами не согласиться. Но мы оба были одиноки и несчастны, а страдания и любовь, как известно, идут рука об руку.

Она была прелестной женщиной. Совсем девочка, по правде говоря. Добрая, чуткая, сострадающая. – Резкость исчезла из его голоса, сменившись тоской. – Тогда был очень тяжелый период в моей жизни. Мы с твоей матерью постоянно ссорились по поводу и без повода. Поместье было заложено. Несколько лет подряд случался неурожай. К тому же возникли проблемы с капиталами моего отца. Бывали дни, когда я чувствовал, будто тону под грузом свалившейся на меня ответственности. Эмили всегда внимательно выслушивала мои сетования на все эти невзгоды – без осуждения, без замечаний. Всегда поддерживала и ободряла меня в моих попытках улучшить ситуацию. Она была прекрасным слушателем, никогда не пыталась судить меня.

– Вы ее любили? – спросила Доротея.

Лицо герцога посерьезнело.

– Пожалуй. В некотором смысле. Как надежного друга и наперсницу. Наши отношения никогда не были романтическими. Я любил свою жену, хотя в то время мы едва ли могли оставаться наедине без того, чтобы не поссориться по какому-нибудь смехотворному поводу. Я поклялся хранить верность супруге. Это традиция всех герцогов Гейнсборо.

– Но вы все же ее нарушили, – хрипло произнес Картер.

Герцог перевел взгляд с сына на Доротею, потом снова посмотрел на Картера.

– Один раз, – сказал он голосом, напряженным от волнения. – Это случилось только один раз. Все началось с объятия, желания утешить, но каким-то образом… – Голос герцога прервался от смущения, словно он все еще не мог понять, как это случилось. – Эмили переживала происшедшее почти так же сильно, как и я. Она оставила свое место у Олдертонов, чем ужасно их расстроила, и покинула графство к концу недели.

Я ничего не слышал о ней почти год, а потом получил письмо. Она сообщила мне, что родила ребенка, нашего ребенка. Ее родственники приняли ее к себе и относятся к ней хорошо. Она просила высылать ей через поверенного небольшое пособие, чтобы она могла обеспечить ребенку финансовую независимость. Я сразу же отдал распоряжение открыть в банке счет на ее имя и перевести туда значительно бо́льшие средства, чем она просила.

Я хотел бы сделать для нее больше, гораздо больше, но она не позволила. В том письме она просила меня предать наши отношения забвению и не искать встречи с ней. Я не счел себя вправе идти наперекор ее желанию.

Холодная дрожь пробежала по спине Картера, когда он, потрясенный, старался осмыслить правду, открытую отцом.

– Значит, все-таки Роллингсон ваш сын?

– Нет. – Герцог посмотрел на сына в упор. – Не мой.

Ярость охватила Картера. Теперь он понял, что должен был чувствовать Роллингсон, когда схватился с герцогом, желая только одного – услышать правду.

– Как вы можете отрицать это?

– Эмили написала, что ребенок, которого она произвела на свет, – девочка.

В комнате воцарилась тягостная тишина. Казалось, время замедлило свой ход. Доротея шумно выдохнула и сжала руку Картера, пытаясь хоть немного его утешить. Она знала, что сердце у него разрывается от мучительных сомнений.

Внезапно гнетущее молчание нарушил шум громко хлопнувшей двери. Послышались цветистые проклятия, гневный голос и тяжелые шаги в холле. Встревожившись, все трое повернулись к двери. Высокий мускулистый мужчина прорвался в столовоую, волоча за собой двух молодых лакеев, повисших у него на руках.

Доротея пронзительно вскрикнула, и Картер вскочил на ноги, заслоняя ее собой. Слуги пытались повалить незваного гостя на пол, но безуспешно. Белый напудренный парик одного лакея был сбит на сторону, из носа другого сочилась тонкая струйка крови.

– Что все это значит?! – раздраженно крикнул герцог.

Никто ему не ответил. К двум лакеям присоединился третий – им наконец удалось сдержать продвижение незнакомца вперед. Они поволокли яростно сопротивляющегося противника к двери, пытаясь вытолкать его из комнаты, как вдруг Картер крикнул:

– Стойте! Я знаю этого человека. Это слуга Роллингсона.

– Джулиус Паркер, милорд, – представился мужчина. В глазах его ясно читалось отчаяние. – Я здесь из-за майора.