– Я научился беспокоиться о другом. – Аластер очень ласково погладил ее щеку. – Пора нам перейти на ты и ты должна называть меня Аластером.

Оливия сглотнула. Неожиданно ей пришло в голову, что сейчас очень важно что-то сказать.

– Мы были бы верными друзьями, если бы выросли здесь. – Помолчав, она добавила: – …Аластер.

– Думаю, ты права, Оливия. – Он снова погладил ее лицо. – Мы могли бы приходить сюда, в это самое место, чтобы посидеть тут на бревне и поболтать, как старые друзья.

– Очень часто. И возможно… – Она улыбнулась. – Не только поболтать. Думаю, здесь ты должен был поцеловать меня. В первый раз. Когда нам обоим было бы… шестнадцать?

– Пятнадцать, – подсказал герцог. – Четырнадцать…

– Не по годам развитые подростки!

– Да, – согласился он. – Но мы бы так спешили. Хотя едва вышли из детства. И в первый раз, когда я тебя поцеловал… – Герцог наклонился к Оливии, чтобы поцеловать ее, и она потянулась к нему. – Это было бы так, – прошептал он, касаясь губами ее губ.

У нее были теплые, неописуемо сладкие губы. Казалось, он хочет от нее чего-то – чего-то, чего нужно добиться, а не просто взять. И она с радостью давала ему это.

Через несколько долгих мгновений он слегка повернул голову, чтобы поцеловать ее в висок.

– Ты была бы потрясена, – добавил Аластер. – Но не больше, чем я, при всем моем безрассудстве.

Оливия уткнулась лицом в его плечо, чтобы спрятать улыбку.

– Неужели? – спросила она.

– Ну да. Я же грубоватый деревенский парнишка. Опыта у меня мало. Думаю, я был бы ошеломлен.

– Не могу сказать того же о деревенских девчонках. Они довольно нахальны. И когда ты, потрясенный, оторвался бы от меня, я бы привлекла тебя к себе для следующего поцелуя.

– Да что ты?!

Оливии понравилось, что в его голосе зазвучало удивление, к которому примешивалось удовольствие. Она подняла голову, чтобы показать герцогу свою улыбку.

– О да, – кивнула Оливия. – Вот так.

Его поцелуй был медленным и чувственным. У деревенских девчонок на такие поцелуи не хватает терпения. Она лизнула его верхнюю губу, отчего Аластер застонал, а затем запустила руку в его волосы и с силой прижала его губы к своему рту.

В одно мгновение в обоих вспыхнула жажда страсти, между ними пробежала искра. Положив ладонь Оливии на поясницу, чтобы удержать ее на месте, Марвик наклонил голову и поцеловал более глубоким поцелуем.

Но потом наступило мгновение, когда, как в оркестре, оба замерли для беззвучного аккорда.

– Хотелось бы мне знать, – прошептала Оливия, согревая дыханием его губы, – насколько дерзкой я могла бы быть? Ведь я бы знала тебя очень хорошо. Но до этого мгновения ты считал бы меня только другом.

Аластер тихо выдохнул.

– Никакого настоящего «только» между нами не было бы, – заявил он. – Мы все равно всегда знали бы, что обязательно будет и большее.

– Да. – Поймав руку герцога, Оливия поцеловала его ладонь, а затем прижала ее к своей щеке. – Думаю, я была бы очень смелой. И не испытывала бы страха. С тобой я одновременно и чувствовала бы себя в безопасности и… не чувствовала бы. Однако я бы полностью доверяла тебе.

– А я бы не боялся разочаровать тебя. – Он прижался лицом к ее волосам, так что его голос звучал приглушенно. – Потому что твое доверие нужно было бы как воздух. Так что, если бы ты была смела со мной, то я расценивал бы это не как излишнюю смелость, а как мудрость.

– Правда? – прошептала Оливия.

– Да. Потому что мы оба знали бы, что ты не собираешься целовать кого-то еще.

У Оливии закружилась голова, она задыхалась.

– А откуда бы я это узнала?

– Ты бы знала, что я намерен на тебе жениться.

Она едва могла говорить.

– Да?

– Да, – ответил Марвик. – И еще до следующего урожая, – грубо проговорил он. Оторвавшись от Оливии, Марвик устремил помрачневший взгляд на воды пруда.

Оливия судорожно выдохнула. Это всего лишь фантазия. Но неужели он не понимает, как болезненны подобные игры? Неужели считает, что она переспала бы с любым мужчиной, который спас ее из тюрьмы? Известно ли ему, что означает возможность сказать: «Я тебя знаю»?

Она хотела место. Теперь оно у нее есть. Но Оливия стала понимать, что ее устроит не любое место.

Нахмурившись, она постаралась отшутиться.

– Конечно же, я бы отказалась выйти за тебя.

Он бросил на нее едва заметную улыбку.

– Ты совершила бы ошибку. Ты заслуживаешь любви. И семьи. И всех тех детей, о которых ты как-то сказала, что их никогда не будет.

Оливия отшатнулась.

– Не говори мне этого! – Почему он так мучает ее? Почему смеет заставлять ее мечтать о любви? – Уж кто-кто, а ты!

– Да, кто-кто, а я… – Тихо повторив слова Оливии, Марвик повернулся к ней. – Вот что. Позволь мне рассказать правду о себе, как ты меня однажды просила. Я хотел любить свою жену, Оливия. Я верил, что хочу этого. И когда мы поженились, я действительно считал, что она заслуживает любви.

О господи! Оливия вздохнула. Она не хотела этого знать. Правда. Но он смотрел ей прямо в глаза, и она была не в силах отвести взор, хоть и чувствовала, что кровь отхлынула от ее лица. Оливия не могла скрыть, как больно он ранит ее.

– Мне нравилось все это, – спокойно продолжил герцог. – Идеальная жена для джентльмена с моим положением. Хорошо воспитанная. Элегантная. Не из тех женщин, кого страсть и темперамент сбивают с пути, как это было с моей матерью. – Он помолчал. – Но ее сердце было отдано другому. Его имя – Роджер Феллоуз.

Оливия зажала рот рукой. Феллоуз был одним из любовников герцогини!

– Да, разумеется, ты найдешь это имя в письмах. Он был ее первой местью мне – первым человеком, которого она пустила в свою постель. Но они встречались раньше, когда она впервые вышла в свет. У него было недостаточно денег, чтобы обратить на себя внимание ее отца, однако они были созданы друг для друга. Мне это было известно. Это было известно всем. Несмотря на это, я хотел ее.

Оливии внезапно стало страшно.

– Зачем ты говоришь мне все это? – Именно теперь, впервые за все время их знакомства! Правда, несмотря на спокойный тон, голос герцога мрачнел, когда он говорил о своей роли в этой истории.

– Потому что ты должна знать. – Он не сводил с нее глаз, но его лицо оставалось бесстрастным. – Если бы ты спросила меня еще три дня назад, я бы сказал, что не могу никому доверять. Но теперь мне кажется, дело в том, что я не могу доверять себе. И ты должна знать, почему.

Оливию охватило какое-то ужасное ощущение – ей стало казаться, что она тонет. Это признание не было признаком того, что Аластер хочет раскрыть себя, стать к ней ближе. Напротив, это было предупреждением о том, чего он никогда не сделает.