Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что же ты так яростно, Володя, набросился на Сашу Боброва? Ну назвал он книгу «Поэзия. Судьба. Россия» литературным подвигом. Слава богу. Бобров не сравнил в отличие от тебя мою скромную судьбу с судьбой Кампанелы или Николая Островского, может быть, в избытке дружеских чувств чуть-чуть переборщил в эпитетах, но зачем же тебе так неистовствовать? В конце мая в газете «Российский литератор» вышла большая статья Михаила Чванова о моем двухтомнике и называется она «Три подвига Станислава Куняева». Не «один», как у Боброва, а целых «три». Ну что ты теперь будешь делать – проклинать Мишу Чванова, хорошего писателя, русского патриота из города Уфы? Отравлять свою душу завистью? Или, наконец, порадуешься если не «подвигу», то хотя бы успеху собрата по литературе. А не дай бог о моих воспоминаниях еще несколько статей появятся и на каждую из них, тебе придется отзываться во гневе? Да побереги здоровье! Мне жалко тебя, Володя, твой незаурядный дар полемиста и темперамент гражданина. Ты пишешь, что в «Нашем современнике» было аж шестнадцать отзывов (в подборке из 50 читательских писем) на мою книгу («хор» из шестнадцати голосов. Поющих автору аллилуйю»)… А может быть, сердце твое свербит от ревности, что появляются книги в наше «не читающее время», которые все-таки находят своего читателя? Эти отзывы, Володя, интересны в первую очередь не тем, что они о книге главного редактора, а тем, что в них проявляется облик, характер, сознание современного читателя. Каков он? Письма отвечают: «Выжил. Не сдался, не превратился в рыночную пыль. Сопротивляется. Понимает. Живет надеждой на победу».
Вот что интересовало журнал в первую очередь, когда мы печатали эти письма, а не «аллилуйщина». Умного читателя, Володя, надо уважать и ценить и поощрять. Особенно в наше время. Кстати, опубликованных писем о моей книге могло быть много больше, чем шестнадцать (как все точно ты подсчитал – «пятнадцать номеров», «одиннадцать полос», «шестнадцать откликов» – чистый бухгалтер!), поскольку журнал получил более 300 положительных откликов на «Воспоминания и размышления». Однако, жалея твою ранимую психику мы напечатали всего лишь малую толику из этого моря писем. Надо все-таки в условиях информационной блокады журналу демонстрировать, что несмотря ни на что нас читают и любят.
Вот и все, Володя. Кто старое помянет тому глаз вон. И ты можешь мне это сказать, но и я тебе. Я один раз в 1993 году дал тебе в «Лит. России» резкую отповедь в статье «Наш вдумчивый биограф». За передержки, за истерическую демагогию, за недобросовестное цитирование. Но тебе неймется. Урок не пошел впрок. Видимо раны зажили… Что же касается твоих упреков за публикацию журналом в 1990 году Солженицына, то «Новый мир» публиковал чуть ли не полное собрание его сочинений, а «Молодая гвардия» не печатала ни строки, воюя с ним. А теперь и у «Молодой гвардии», и у «Нового мира» читателей значительно меньше, чем у «Нашего современника», и «Новому миру» не помогла любовь к Солженицыну, и «Молодой гвардии» не пошла впрок ненависть к нему. Таковы главные итоги этого десятилетия. Подумай почему. Однако все равно поздравляю тебя с публикацией в «Нашем современнике» замечательной статьи о Радзинском. Я печатаю тебя, когда ты того достоин. Ради дела. Так же, как ради дела печатал Солженицына в 1990 году… Не злобствуй.
Твой Ст. Куняев
15 июня. 2001 года.
* * *
В последние 10 – 12 лет мы продолжали нашу полемику в различных изданиях, в личной переписке, и в телефонной перебранке. В одной из такого рода статей, опубликованной в еженедельнике «Патриот», Бушин писал: «Я сказал немало язвительных слов, но они же все правдивы и потому не могут считаться оскорблениями». И вот в издательстве «Алгоритм» осенью 2006 года вышла книга Бушина («пламенного критика и публициста, известного своей бескомпромиссностью» – как сказано на обложке») с завлекающим названием «Огонь по своим»… «Язвительных слов» там много, но давайте посмотрим «правдивы» ли они…
Я не буду говорить о мировоззренческих спорных оценках и толкованиях в работах Бушина. Гораздо полезнее для дела показать, что его саркастический, экзальтированный стиль изобилует фактическими ошибками, подтасовками, недостоверными сведениями, а порой и просто клеветническими измышлениями. Поскольку самая объемная глава в книге посвящена мне – я без труда их обнаружил и с огорчением подумал: «Если он обо мне нагромоздил столько выдумок и неправды, то, значит, и о других позволяет себе то же самое. Значит, и тем работам, которые я читал с интересом, тоже верить нельзя…»
Бушин, желая во что бы то ни стало доказать, что Куняев при советской власти на фоне того, как других литераторов преследовали, был сверхпреуспевающим дельцом, издававшим книгу за книгой, пишет:
«В 1965 году, когда, скажем, Синявский был арестован, Куняев отмечал пятую годовщину пребывания в КПСС и выход десятой по счету своей книжечки» («Огонь по своим», с. 284. Далее все сноски сделаны по этому изданию).
Врет Бушин. К тому времени у меня вышли лишь две книги стихов: «Землепроходцы», 1960 (г. Калуга), и «Звено», 1962 г. («Советский писатель»). А при чем здесь Синявский? Для красного словца? Чтобы оттенить на фоне его ареста литературную «карьеру» С. Куняева? Какая дешевая демагогия…
«В 1967 году, когда, допустим, Бородин получил пять лет лагерей строгого режима, Куняев отмечал выход пятнадцатой книги» (с. 284, там же).
Опять брехня. К двум предыдущим книгам у меня прибавилась за эти два года еще лишь одна: «Метель заходит в город». 1966 г.
А как выход этой книжки связан с арестом Бородина? Видимо, наш лживый болтун решил поглумиться и над Бородиным, и надо мной. Но глупо у него все получилось.
«В 1974 году, когда Бородин радовался обретенной свободе, а исключенный из Союза писателей Максимов сушил сухари, собираясь на Запад, Куняев стал секретарем Союза писателей…» (там же, стр. 284). Опять мелкая ложь. В секретари, да и не Союза писателей, а Московской организации СП РСФСР, меня избрали не в 1974 году, а в 1977 году. Что же касается имен Максимова и Бородина, то высокопарный пафос автора заставляет вспомнить пословицу: «в огороде бузина, а в Киеве дядька».
Но фельетонист окончательно входит в раж:
«В 1979 году, когда меня Баруздин и Оскоцкий вышибли из «Дружбы народов», Куняев отмечал в «Национале» выход своего «Избранного» и получение ордена «Знак Почета» (там же, с. 285).
Бедный закомплексованный клеветник! Даже такую микроскопическую ложь (про «Националь») ему приходится придумывать, чтобы заодно сообщить миру, что он тоже подвергался гонениям, подобно Бородину и Максимову! А получение ордена «Знак Почета» я, конечно, отпраздновал. Тут он прав. Но не в «Национале»… И не в 1979-м, а в 1980 году.
«В 1983 году Куняев обмывал в ЦДЛ выход двадцатой книги…» (там же, стр. 285). Во, какой дотошный биограф! В НКВД бы ему служить! Пришлось мне тщательно пересчитывать: к 1983 году книг у меня вышло порядочно, но не 20, а всего лишь 12. Опять соврал Бушин.
По-хлестаковски врет он, когда пишет, что я «лет десять был рабочим секретарем Союза писателей» (стр. 182). Все хочет намекнуть, как, мол, Куняев за кресло держался. На самом деле рабочим секретарем Московской писательской организации я был с 1977-го по 1980 год, и меня убрали с этой должности за выступление на дискуссии «Классика и мы» и за «Письмо в ЦК КПСС по поводу альманаха «Метрополь».