К моменту рождения Венедикта положение его отца на службе железнодорожника было прочным. Он прошёл за короткий срок путь от путевого рабочего на Кировской железной дороге в 1925 году до дежурного на станции Пояконда в 1931-м, а в 1936-м стал на ней начальником. Затем в 1938 году его переводят в той же должности начальника на станцию Чупа, а в 1941-м на станцию Хибины. Нельзя не отметить, что в 1930-м Василий Васильевич Ерофеев вступил в ВКП(б). Его партбилет № 208629.

Вспоминает Тамара Васильевна. В это время она училась в Кандалакше в школе-интернате для детей железнодорожников: «Хмурым октябрьским днём в интернат ко мне зашёл отец и сказал: “Одевайся, Тамара, идём в больницу забирать братишку’’. Больница находилась неподалёку от интерната для детей железнодорожников.

Две женщины в белых халатах спускались к нам по лестнице. Одна из них держала закутанного малыша. Мама осторожно спускалась, держась за перила. — Ну-ка, покажите нам, что у нас за папа!

Папа шагнул навстречу.

— Поздравляем вас! Младенец ваш первый богатырь в больнице: 13 фунтов.

Мне доверили немного подержать малыша. Я приоткрыла одеяльце, Веночка спал и усиленно сосал свою нижнюю губу. Проводив родителей к поезду, я вернулась в интернат»2.

Инициатива назвать новорождённого Венедиктом всецело принадлежала его матери. Тамара Васильевна предполагала, что имя было связано с воспоминаниями Анны Андреевны о своей молодости. То ли с жившим неподалёку от Елшанки сыном помещика по имени Венедикт, то ли с именем первого священника появившейся в Елшанке церкви — Венедикта Тресвятского. В 1918 году двух родившихся младенцев назвали Венедиктами. Это имя было не редким в селе.

В семье маленькому Венедикту дали домашнее имя Вена. Именно Вена, а не Веня. Мать объясняла детям, что Вена звучит ласково — производное от Вениамина. Вениамин имя слишком вычурное и к тому же тренькает в ушах, а в своём сокращённом виде вполне милое и задушевное. С тех пор и пошло: Вена, Венушка.

Кандалакшский отдел актов гражданского состояния выдал свидетельство о рождении Венедикта Васильевича Ерофеева № 6080256. Поскольку семья проживала на станции Чупа Лоухского района Карельской АССР, местом рождения была записана «станция Чупа».

Тамара Васильевна описывает младшего брата как тихого, кроткого, худенького мальчика.

Обращусь к её воспоминаниям о том времени: «Мы жили в доме железнодорожников, в нескольких шагах от станции, две комнаты и кухня, половину которой занимала большая русская печь. Книг в доме не было, не было и радио. Но помню, что перед войной мы получали газету “Известия” и журнал “Огонёк”. А однажды отец устроил нам праздник: купил патефон и стопку пластинок. Среди них были и популярные тогда “Брызги шампанского”, и “Колыбельная” Моцарта, и песенка из какой-то современной оперы “На рыбалке у реки тянут сети рыбаки”, и даже ария Лепорелло из “Дон Жуана” Моцарта в исполнении Шаляпина. Но малышам, Боре и Вене больше всего понравилась “Песня пьяных монахов”. Они брали у печки совок и кочергу, делали с ними круги по комнате и пели, безбожно искажая слова озорной песенки. Была в нашем доме и гитара, на которой так никто и не научился играть. Изредка мама, когда бывала в хорошем настроении, аккомпанировала себе и пела романсы. Впервые от неё услышали: “Вечерний звон”, “Отцвели уж давно хризантемы в саду”, “Накинув плащ, с гитарой под полою, к её окну приник в тиши ночной”»3.

Известно, что на железной дороге дисциплина была военная. Большой террор 1937—1938 годов затронул железнодорожников. Лазарь Моисеевич Каганович, с февраля 1935 года нарком путей сообщения, развернул в вверенном ему хозяйстве в 1937—1938 годах такую охоту на «шпионов-вредителей», что головы летели одна за другой. Каждую ночь кого-то арестовывали. Прогулы или опоздания за работу приравнивались к уголовным преступлениям. Их отцу повезло. За невыход на дежурство его только на время отстранили от работы. Может быть, избежать наказания помог его приятель — начальник лагеря заключённых Новицкий, часто бывавший в доме Ерофеевых и постоянно вовлекавший главу семейства в пьяные загулы. Лагерь находился в нескольких километрах от станции Чупа. Семья у Новицкого жила в Ленинграде, и он чувствовал себя в Чупе холостяком. Тамара Васильевна вспоминала об одной из его гулаговских шуточек: «Ему (Новицкому. — А. С.) очень нравился Боря. Он сажал его к себе на колени и заводил страшно не нравившийся маме разговор:

— Василий Васильевич, отдайте мне Борю. У вас же ещё два сына есть.

Боря негодовал, вырывался, бил своими пухлыми ручонками по груди Новицкого и кричал: “Бяка! Бяка! Не хочу!”

Веночка встревоженно смотрел на эту сцену. Неужели Борю отдадут? Веночка рос тихим, не капризным, с нежным негромким голоском. Его было почти не слышно. Наша мама называла его Венушкой»4.

Нина Васильевна, несмотря на тяготы жизни тех лет, с восторгом вспоминает своё довоенное детство на Кольском полуострове: «Если едешь поездом — остановка на станции Полярный круг. Поздняя ночь, никто в поезде не спит. Торжественный момент — пересекаем Полярный круг. Мурманск — незамерзающий порт в Баренцевом море. В центре полуострова — озеро Имандра. Хибинские горы — невысокие, до 700 метров. Когда на них поднимешься, прогуливайся по плоским вершинам сколько хочешь. Отступающие ледники их основательно стесали. Поэтому и называют эти горы плато. Белые ночи несколько месяцев в году. Северное сияние. Я помню, мама окна даже занавешивала, чтобы мы наконец-то угомонились и уснули. Множество рек и озёр. Все их названия с ходу не запомнить. Река Белая, например, вытекает из озера Вудъявр. Рыбная ловля, грибы, ягоды заготавливали впрок. Ягоды разнообразные. Клюква, голубика, брусника, черника, морошка. Голубика растёт на высоких кустах. Морошка удивительная ягода. О ней сейчас мало кто знает. Собирать её — намучаешься, настолько она нежная. Форма у неё как у малины, а цвет жёлтый. По вкусу морошка приторно-сладкая. Мы когда ходили по ягоды, ею наедались досыта. Белых грибов и груздей в этих местах не было, зато полно подосиновиков и волнушек. Волнушки мы обычно в бочонках засаливали и мариновали. Семья у нас всё-таки большая, и дары природы нам очень помогали. А рыбы какие вкуснейшие — сиги, хариусы... Особенно красная кумжа! В июне соревнования по слалому на горе Айкуайвенччор, что по-русски — Спящая красавица. Город Кандалакша — это начало работы отца. Затем Пояконда. После неё переехали на станцию Чупа, где родились младшие братья Борис и Венедикт. На ней мы надолго задержались. В начале войны отца перевели начальником станции Хибины. Вот уж прекрасное место — не налюбуешься. Наш дом стоял на берегу озера Имандра. Какие ещё у меня остались в памяти впечатления детства? Смотрели, как ловят рыбу, плавали в лодке на острова за ягодами, запасали летом корм (берёзовые и ивовые веники) для коз. Выращивали картошку, морковь, капусту. В лесу собирали впрок грибы и ягоды. Мы большей частью жили в помещениях, где с одной стороны — железнодорожная станция, а с другой — вход в наше жильё. В Чупе у нас был утеплённый сарай для коз. Там же и сено хранили, ивовые и берёзовые веники. А в зимний сезон козлята у нас всегда находились в доме. До сих пор такая картина перед глазами стоит: Боря с Веной по комнате бегают, а козлята за ними гоняются».