Я сажусь рядом с Бонни:

— Как ты, солнышко?

Она кивает, затем отрицательно качает головой. Мне требуется время, чтобы понять, что она хочет сказать. «Да, я в порядке, нет, ты не должна обо мне беспокоиться», — наконец догадываюсь я.

— Хорошо, — бормочу я.

Дверь распахивается, и в комнату стремительно входит Джонс:

— Где она? Как она? Что случилось?

Я встаю, подхожу к нему. Мельком отмечаю, до чего звонко каблуки постукивают по кафельному полу.

— Она в операционной, сэр.

Он некоторое время рассматривает меня.

— В каком она состоянии?

— Пуля прошла через верхнюю часть грудной клетки. Выходного отверстия нет. Она потеряла много крови, и ее сразу положили на операционный стол. Это все, что мы знаем.

«Коротко, — думаю я. — Сухо и эффективно». Я подавляю слабый приступ истерии.

Он смотрит на меня, лицо постепенно краснеет. Меня пугает та степень ярости, которую я вижу в его глазах, потому что раньше я ничего подобного не видела.

— Давно началась операция? — отрывисто спрашивает Джонс.

— Два часа назад.

Он резко отворачивается от меня. Начинает ходить по комнате. Разворачивается и тычет пальцем в моем направлении:

— Слушай меня как следует, Смоуки. У меня два убитых агента, еще один на операционном столе. Никто из вас, подчеркиваю, никто из вас не должен с этого момента оставаться один. Если это означает, что кому-то придется съехаться на время, так тому и быть. Вы не смеете ходить в ванную комнату или подтирать нос в одиночку. Понятно?

— Да, сэр.

— Чтоб никаких больше потерь. Ты слышишь меня, Смоуки? Никаких!

Я принимаю его ярость, гнусь под ней, как от ветра. Это вариант моего недавнего поведения. Он так высказывает свое волнение и заботу. Я ему сочувствую.

Шторм утихает, Джонс успокаивается. Рука тянется ко лбу. Я узнаю эту короткую борьбу. Я пережила ее некоторое время назад. Он босс. Пришло время быть боссом.

— В ожидании результата операции займемся делом. Введите меня в курс.

Я рассказываю ему об аресте напарника Джека-младшего. Сообщаю о телефонном звонке от Элайны, о парне, которого убила на парковочной площадке. О том, что случилось в доме Алана.

— Где тот тип, которому ты руку прострелила?

— Здесь. Его тоже оперируют. Они пытаются пришить ему пальцы.

— А пошел он куда подальше! — рычит заместитель директора.

Краем глаза я вижу, как Бонни согласно кивает. Это приводит меня в смятение.

— Остальные трое? — спрашивает Джонс. — Убиты?

— Да.

— Кем?

Что ж, придется отчитаться. За каждую пулю.

— Я убила парня на парковочной стоянке. Элайна застрелила бандита дома. Алан и Келли убили того, кто держал пистолет.

Джонс смотрит на Элайну. Его взгляд смягчается.

— Мне очень жаль, — говорит он.

Ему жаль, что она, лицо гражданское, вынуждена была застрелить человека. Элайна его понимает.

— Спасибо.

— И вы полагаете, что все они воспитанники этого поганца, Джека-младшего?

— Почти наверняка, сэр.

— Что насчет мнимого дезинсектора? Он из шайки? Вы уверены?

— Нельзя быть стопроцентно уверенной, пока он сам не признается или мы не докажем это уликами. Но… все сходится.

Он одобрительно кивает:

— Это здорово. По-настоящему здорово.

Он минуту молчит, размышляя. Смотрит на каждого из нас. Когда он снова заговаривает, я замечаю, что голос стал мягче.

— Послушайте. Мы все будем здесь ждать и надеяться, что она выкарабкается. Когда этот вопрос прояснится, вы вне зависимости от ее состояния возвращаетесь к работе. Сначала выполните долг, скорбеть будете потом.

Никто не возражает. На лицах мрачная решимость. Джонс удовлетворенно кивает.

Звонит чей-то сотовый телефон. Все проверяют свои мобильники. Томми прикладывает трубку к уху. Я почти забыла о нем. Он чужак, поэтому он сидит в сторонке.

— Агилера. — Он хмурится. — Кто это?

Я вижу, как на него нисходит пугающее спокойствие. Это не значит, что он расслабляется, отнюдь. Нет, он хочет убить неизвестного собеседника. Взглядывает на меня:

— Подождите немного. — Он подходит ко мне и, прикрыв микрофон ладонью, говорит: — Это он.

Я вскакиваю со стула, за мной остальные.

— Что? Ты хочешь сказать — Джек-младший? — Я никак не могу поверить тому, что он говорит.

— Угу. Он хочет поговорить с тобой.

Я теряюсь от вихря мыслей. Это полное нарушение заведенного им порядка; я не вижу резона для этого.

— Никак нельзя проследить? — спрашиваю Томми как специалиста по электронному наблюдению.

— Если звонок еще не перехватили, то нет.

Джонс вздыхает:

— Поговори с ним, Смоуки.

Я беру телефон. Глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться, и прикладываю его к уху.

— Говорит Смоуки.

— Специальный агент Барретт! Как поживаете?

Он явно использует какое-то приспособление, чтобы изменить голос. Создается впечатление, что я говорю с роботом.

— Что вы хотите?

— Я подумал, что в порядке исключения нам стоит поговорить. Если не лицом к лицу, то хоть телефон к телефону. Электронные послания и письма такие обезличенные, не находите?

— Думаю, ты уже сделал все сугубо личным, Джек. К тому же ты гребаный лжец.

Он хмыкает. Приспособление делает смешок отвратительным.

— Вы имеете в виду моих последних выучеников? Что ж… это так. Но тут дело не во вранье. Мне просто… наскучило. Во многом мои игрища с вами и вашими сподвижниками приносят мне такое же удовлетворение, как и моя работа над шлюхами.

Я хочу сделать ему больно. Сбить с него спесь.

— Эй, Джек, а ты видел репортаж в новостях?

Долгая пауза. Когда он снова раскрывает рот, я со злорадством отмечаю, что голос потускнел.

— Да, Смоуки, я ознакомился с вашей фантазией.

Я смеюсь, коротко и презрительно:

— Фантазией? Зачем, черт побери, мне что-то придумывать? Ты просто не хочешь это признать, сволочь! Нет никакого «наследства», нет никакой матки Энни Чэпмен, нет никакой священной миссии. Вся твоя жизнь ложь! Господи, да ты даже не в состоянии придерживаться принципа действия Джека Потрошителя! Он убивал шлюх, Джек, не копов. Ты же никак не можешь разобраться, кто тебе нужен больше. В чем дело? Не можешь посмотреть в глаза правде? Не можешь признать, что ты жалок?