Ей не хотелось думать о том, что Кит может погибнуть.

Николас потрясенно уставился на нее. Нет, она точно ведьма, потому что совсем недавно Кит упомянул о потайной двери в Белвуде, двери, которую он еще не показал младшему брату. Каким образом ей удалось убедить Кита рассказать о тайнике, который по праву должен быть известен только членам семьи?!

Да и вообще что она делает с его семьей и домочадцами?! Вчера он слышал, как конюх напевал какую-то бессмысленную чушь вроде «Зип-а-ди-ду-да». Три дамы матушки теперь красили веки какими-то «тенями», полученными от «леди» Даглесс. Да и мать, разумная, здравомыслящая, мудрая мать, доверчиво, как ребенок, взяла лекарство из рук ведьмы. А Кит следил за рыжей колдуньей с настойчивостью ястреба.

За несколько дней пребывания в Стаффорд-Хаусе она расстроила все и всех. Ее песни, возмутительные танцы, неприличные истории (совсем недавно по замку стали ходить легенды о каких-то людях со странными именами «Ретт» и «Скарлетт»). Мало того, она раскрашивала себе лицо, и остальным женщинам не терпелось последовать ее примеру. Да, она настоящая ведьма и постепенно распространяла свои чары на всех обитателей дома. До сих пор он был единственным, кто пытался ей противиться. Когда он изъявил желание поговорить с Китом о могуществе, которое приобрела эта женщина, тот только рассмеялся:

– Интересно, какие последствия могут иметь занимательные истории и песни?

Николас не знал, чего добивается Даглесс, но не собирался так легко поддаваться ей, как остальные. Он намерен сопротивляться, как бы трудно ему ни приходилось.

Но теперь он осознал, как будет нелегко восстать против нее. Ее рыжие волосы разметались по плечам, в руке осталась усыпанная жемчугом шапочка. Он никогда в жизни не встречал такой красавицы. Может, у Леттис были более правильные черты лица, но в этой особе, этой Даглесс, которая выводила его из себя, было нечто гораздо более притягивающее, чего он не мог назвать.

С момента первой встречи стало ясно, что она обладает некоей тайной властью над ним. Он привык господствовать над женщинами, целовать, чувствуя, как они тают, покорять особенно упрямых и обожал то ощущение собственного всемогущества, когда покидал очередную, страдающую по нему любовницу.

Но эта женщина с самого начала была иной. Он украдкой наблюдал за ней, гораздо чаще, чем она подозревала. Становился свидетелем каждого взгляда, который она бросала на Кита или на какого-нибудь красивого слугу, каждой ее улыбки, каждого взрыва веселья.

Прошлой ночью, когда она пришла в его комнату, сердце сжалось так, что стало больно дышать, и сознание собственной слабости рассердило до такой степени, что он едва был способен говорить и думать связно. Ее воздействие на него злило и бесило Николаса. После ее ухода он долго не спал, твердо зная, что она плачет. Но почему женские слезы не волновали его до этого случая? Женщины всегда плачут. Плачут, когда ты их бросаешь, когда не делаешь то, чего они хотят, когда не уступаешь, когда признаешься, что не любишь их. Ему нравились женщины, похожие на Арабеллу и Леттис, которые никогда не плакали.

Но прошлой ночью эта женщина рыдала до утра, и хотя он не мог ни видеть ее, ни слышать, все же остро ощущал ее слезы. Несколько раз он порывался пойти к ней, но нашел в себе силы удержаться. Не хватало еще, чтобы она узнала, какую власть приобрела над ним!

Что же до ее басен о прошлом и будущем… он и слушать ничего не желал. И все-таки было в ней нечто странное. Он ни на секунду не поверил в ее сказки о принцессе Ланконии, как, впрочем, и матушка, но леди Маргарет понравились чужеземные песни и странная манера речи этой женщины. Нравилось, что она ведет себя так, словно здесь все для нее ново – от еды до одежды и слуг.

– …ты скажешь мне, хорошо?

Николас недоуменно уставился на нее. Он понятия не имел, о чем она просит. Но тут на него неожиданно нахлынула волна такого острого желания, что он прислонился спиной к двери.

– Ты не околдуешь меня, как околдовала мою семью, – пробормотал он с таким видом, словно хотел убедить в этом прежде всего себя.

Но Даглесс различила похоть в его взгляде, увидела, как медленно опускаются его веки, и сердце ее невольно заколотилось.

«Коснись его, и мигом окажешься дома, – сказала она себе. – Но ты не можешь уйти, пока Кит не будет в безопасности. Пока Леттис не изобличена».

– Николас, я не собираюсь тебя околдовывать, я ничего не сделала с твоей семьей. Мне просто нужно было выжить здесь. – Она умоляюще протянула руку. – Если бы ты только меня выслушал…

– Выслушал твои россказни о прошлом и будущем? – ухмыльнулся он, приблизив к ней лицо. – Берегись, женщина, ибо я слежу за тобой. И когда гонец моей матери обличит твою ложь и обнаружится, что у тебя нет дяди-короля, я собственноручно выкину тебя из дома. А теперь убирайся и больше не смей шпионить за мной!

Круто повернувшись, он вылетел из комнаты, оставив Даглесс в одиночестве.

Ощущение полного бессилия охватило ее. Беспомощно глядя в его удаляющуюся спину, она стала молиться:

– Господь милостивый, покажи мне, как помочь Николасу! Позволь мне сделать то, чего не удалось достичь в первый раз! Пожалуйста, покажи мне верный путь…

Чувствуя себя постаревшей на десять лет и очень измученной, она вышла в коридор.

Утром Даглесс удалось увидеть Арабеллу, когда та вставала на колоду, чтобы сесть на чудесную вороную кобылку. Рядом стоял богато одетый мужчина – по-видимому, ее муж, Роберт Сидни. Даглесс вдруг захотелось увидеть его, увидеть лицо человека, которого Николас считал своим другом. Правда, этот «друг» не задумываясь послал его на казнь!

Сидни повернулся, и Даглесс тихо ахнула. Этот человек вполне мог бы сойти за близнеца доктора Роберта Уитли, ее несостоявшегося жениха!

Даглесс отвернулась, стараясь унять дрожь в руках. Совпадение. Всего лишь совпадение…

Но позже она вдруг вспомнила, как побледнел Николас, впервые увидев Роберта Уитли в двадцатом веке. Словно узрел призрака. А глаза Роберта пылали ненавистью.

– Совпадение, – повторила она. – И ничего больше.

Следующие два дня Даглесс редко встречала Николаса, да и в этих немногих случаях он злобно косился на нее или мрачно хмурился. Даглесс же была занята с утра до вечера, поскольку здешние обитатели считали ее телевизором, кино, карнавалом и концертом в одном флаконе.

Они жаждали песен, игр, историй: их потребность в развлечениях была ненасытной. Даглесс не могла и шагу сделать без того, чтобы кто-нибудь не остановил ее и не потребовал очередного увеселения. Бедняжка часами пыталась вспомнить все, что она когда-либо читала или слышала. С помощью Гонории она изобрела упрощенный вариант «Монополии» и еще нескольких популярных игр. Наконец она пересказала все прочитанные ею романы и решила посвятить домочадцев в историю открытия Америки – это особенно понравилось леди Маргарет. Любимым ее героем стал Норман Хейл[15], и леди Маргарет полночи не давала Даглесс спать, расспрашивая об Аврааме Линкольне.