Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем следующая сентенция:
«Результаты проведенного в МВФ анализа совершенно ясны. Существующий бюджет не позволяет выплачивать зарплаты и пенсионные пособия. МВФ не стремится к уменьшению этих бюджетных расходов, однако для того, чтобы защитить зарплаты и пенсии, вам нужен новый план расходов и более высокий уровень поступлений в бюджет».
Так же как и в переговорах о контроле над вооружениями, снисходительно советовал Тэлботт, переговоры с МВФ требуют большого объема трудной технической работы. Обеим сторонам необходимо укрепить доверие и проработать огромное количество сложных вопросов. Среди них Тэлботт назвал «необоснованность расчетов курса рубля, инфляции и бюджетных расходов». «Однако в настоящий момент, несмотря на большую заинтересованность сторон, все еще не создан фундамент для взаимного доверия и урегулирования основных технических проблем. Именно это должно стать отправной точкой вашего взаимодействия с МВФ».
Должно стать, следует сделать, вам нужно решить — не слишком ли много императивных интонаций?
«Хочу, чтобы вы понимали, — говорилось в меморандуме, — сколько политических и экономических усилий мы вложили. Речь идет о многих миллиардах долларов — и не только о фондах, предоставляемых по линии МВФ, — но и о том, какого рода содействие предполагается оказать в погашении долга. Это означает, что такая же решимость должна быть проявлена и с вашей стороны — решимость предпринимать активные шаги».
Не скрою, я был возмущен, прочитав это «эссе» по вопросам экономики. За кого они нас принимают? Неужели Тэлботт думает, что настало время с нами разговаривать таким тоном? Я не сомневался, что ему «помогли» в составлении меморандума. Но это не меняло дела. Тэлботт — это не секрет — очень близок к президенту Клинтону. Поэтому я решил во время встречи со Строубом, с которым — хочу подчеркнуть — нахожусь в дружеских отношениях, поставить все точки над «i». Этой беседе я придавал особое значение, так как из меморандума Тэлботта следовало, что решения МВФ диктуются Вашингтоном.
— Я внимательно ознакомился с вашим меморандумом и прямо хочу сказать, что по меньшей мере удивлен, — с этого я начал разговор с С. Тэлботтом 23 февраля 1999 года в Белом доме, в Москве. — Вы пишете, что имеет место диалог глухих. Не согласен. Это монолог глухого и слепого. Думать о том, что мы ничего не делаем, и не видеть того, что делается в стране? Я не знаю, посол, очевидно, сообщает вам что-то. Есть у вас и аналитики, которые следят за тем, что происходит в России. Правительство полгода уже находится у власти. Полагать, что за это время произошла только политическая стабилизация, абсолютно неправильно. Такого без достижений в экономическом плане и быть не могло. Мы не кричим об этом, потому что не считаем экономические результаты уже «прорывными». Но дело в том, что не подтверждаются те прогнозы, которые были сделаны в Соединенных Штатах. Согласно вашим прогнозам, в январе — феврале вообще все должно было рухнуть в России. Инфляция прогнозировалась огромных размеров. В феврале же она понизилась до 4 процентов по сравнению с 8 процентами в январе и 11 процентами в декабре. Прогнозировалось, что доллар будет стоить у нас 100–120 рублей. А он у нас сейчас стоит 22,5—22,8 рубля. Я не говорю, что это соотношение не изменится, но не скоро и не намного — мы его сдерживаем. Вы нас упрекаете, что мы не занимаемся экономикой. А почему тогда за пять месяцев существования правительства «неординарное» эмиссионное финансирование составило только 1 миллиард долларов? Это ничтожно мало. Вместе с тем полностью рассчитались с бюджетниками, выплатили задолженность по денежному довольствию армии, платим текущие пенсии, правда, пока еще не выплатили всю задолженность. Если это не эмиссионное финансирование, то откуда все это берется? Нам ни цента не дали ни МВФ, ни вы, никто не дал. Откуда тогда это все? Значит, увеличились доходы по налогам. Значит, увеличились доходы по таможенным сборам, несмотря на то, что в результате финансового кризиса уменьшился импорт. Значит, мы ведем борьбу с коррупцией и преступностью. Значит, медленно-медленно, но идет оживление! Нельзя быть в плену представлений, абсолютно не имеющих ничего общего с действительностью. И нельзя с нами разговаривать тоном вашего меморандума, — продолжал я. — Мы идем навстречу требованиям МВФ. Мы сделали профицит, как вы правильно пишете, в 2 процента. Но нам говорят, надо еще больше. Все время требуют. А за счет чего? Кто понимает в экономике, ответьте: за счет чего? За счет того, чтобы не платить зарплату бюджетникам или не платить армии? Или когда летчику полагается минимальных 160 налетных часов, я должен давать горючего только для того, чтобы он летал по 10 часов? Не будет этого. Это правительство уйдет, но не будет этого делать. Не буду я расшатывать социальную ситуацию в стране, чтобы хаос начинался. Не думайте, что мы удовлетворены экономической ситуацией в России. Но в значительной степени сложилось тяжелое положение потому, что вы занимаете выжидательную позицию, и потому, что МВФ занимает такую позицию с вашей подачи. Хотите нас изолировать? Скажите прямо об этом, и тогда мы будем думать, что нам делать и как нам поступать. Откуда такое отношение к нам? Опасаетесь, что бюджет принят «липовый»? Но мы не можем внести в бюджет, как вы предлагаете, ряд «реальных соотношений». Кириенко обозначил верхний уровень коридора до конца года, а у него рубль достиг этого уровня сразу же через неделю. Мы поступили по-другому: настояли, чтобы бюджет мог корректироваться каждый квартал. В общем, чувствуется с вашей стороны такая снисходительность: вроде пришли люди из университета и учат второгодников в школе. Теперь хочу о других вещах сказать. Мы получаем от вас сигналы такого содержания: либо будем пересматривать договор по ПРО с вами, либо США в одностороннем порядке примут решение по созданию национальной системы ПРО. Что это, ультиматум? Или по вопросу о Косове. Мадлен Олбрайт сама убеждается, что не одни сербы виноваты. Что дадут военные удары по сербам? Вы нас опять загоняете в угол. И причем этот готовящийся удар не обоснован ни с какой точки зрения. Не знаю, может быть, я отстал от жизни, но я многого не понимаю. Простите меня за эмоциональность, — заключил я, — но нас действительно все это очень задевает.
— Я, конечно, знал, когда сюда ехал, что есть трудности в наших отношениях, но за последние 35 минут моя оценка изменилась существенно в направлении большего пессимизма, но все-таки не безнадежности, — сказал Тэлботт. — Я думаю, что мы можем использовать эту встречу, чтобы действительно достичь прогресса