Я приехал в гости к Сан Санычу. Александру Александровичу Щелокову. Журналисту, писателю, разведчику. И просто хорошему человеку. Его жена, Лидия Андреевна, напоила нас чаем с вишневым вареньем. Сан Саныч показал свои новые приобретения. Кроме всего прочего, он был еще и страстным нумизматом. Его коллекция монет была одной из лучших в Союзе. Несколько старинных афгани, привезенных мною, были приняты им с восторгом. Все важные разговоры были отложены на потом.

Когда это потом наступило, я узнал что после Афганистана мне предложено съездить в командировку в одну из центрально-американских стран. Вместе со студенческим стройотрядом. Для оказания помощи законному правительству в уборке урожая кофейных зерен. Студенты в стройотряде были все «наши», в основном выпускники рязанского училища воздушно-десантных войск. Мне было только не понятно кое-что из технологии уборки кофейных зерен. То ли мы должны были в процессе этой уборки поддержать законное правительство этой страны. То ли сменить. Если не ошибаюсь, там недавно произошла очередная революция. И разобраться, какое правительство законное, а какое нет, без ста грамм, было просто невозможно. Но это было не столь важно. Думаю, что такие мелочи нам должны были объяснить позднее. Поэтому и не задавал лишних вопросов. Сама идея поездки мне, безусловно, понравилась. Пока молодой, нужно обязательно покататься по свету. Тем более, если Управление за всё платит. За билеты и питание. В том числе за оружие и боеприпасы. Необходимые для уборки кофейных зерен.

На следующий вечер я пил чай у Маргариты Ивановны Артюхиной. Она просила встретиться с её знакомым, подполковником запаса Дьяченко Борисом Дмитриевичем. Борис Дмитриевич работал в «Полевой почте» радиостанции Юность. И хотел записать кое-что из моих стихов. Мы снова пили чай. Затем Борис Дмитриевич долго налаживал свою аппаратуру. А затем мы еще дольше говорили об Афганистане, о моих ребятах. Потом я читал свои стихи:

Чудес не бывает

Ночь укроет неслышно колючие ели

Серебром самой чистой февральской метели.

Серебром самой высшей проверенной пробы

Белым снегом пушистым укроет все тропы.

Ночь-кудесница тихо разрисует все окна.

В белый иней оденет седые берёзы.

В белый иней оденет легко и свободно.

Не страшны им отныне будут злые морозы.

Ты проснешься, а рядом за окном темно-синим

На снегу пламенеют гроздья алой рябины.

Снегири, словно франты, сидят чинно и важно.

Словно в сказке волшебной, но забытой когда-то.

Ты проснешься и рядом ты увидишь такое,

Что не сразу поверишь в это чудо земное.

Мы ведь с детства все знаем, что чудес не бывает.

Только разве не чудо, то, что нас окружает?!

Мы вспоминали о Прибалтике. О моей последней экспедиции со студентами из калининградского университета. (Мы составляли карту памятников архитектуры пятнадцатого-шестнадцатого веков). А еще старинный костел при калининградской филармонии. И концерт органной музыки, посвященный трехсотлетию со дня рождения Иоганна Себастьяна Баха. Тогда я написал эти строки:

В костёле пел орган

В безмолвно притихшем костёле

Вдали от мирской суеты

Старик-органист говорил, словно с богом.

С одной лишь тобой говорил.

Орган трепетал словно скрипка.

И плакал, как старый рояль.

Рыдал и смеялся. И тихо

О вечной любви ей шептал.

О том, что разлука не вечна.

Что люди для встреч рождены.

Что счастье порой быстротечно.

И все ж мы достойны любви.

Красивая, добрая сказка

Звучала в безмолвии слов.

О том, что совсем не напрасно

Мы верим, надеемся, ждём.

Борис Дмитриевич говорит, что передача с моими стихами выйдет в эфир 8 марта. Верится в это с трудом. Точнее, мне это просто безразлично. Я не переживаю за свои стихи. Несколько блокнотов с ними запечатаны в конверт с адресом Лильки Курсковой. Рано или поздно она бы напечатала их в своей газете. Если бы со мною что-нибудь произошло. В Лильке я никогда не сомневался.

Но с записью для радиостанции я, конечно же, немного погорячился. Сан Саныч открутит мне голову, если о ней узнает. Или хвост. Но по самую голову. Целый день после этого я чувствую себя малолетним преступником, попавшимся на краже яблок из соседского сада. А после этого меня понесло на все тяжкие…

Понесло в родную школу. Моя учительница, Галина Ивановна Милокостова (Соколова), попросила провести творческий вечер с её девятым «А». Ребята в её классе подобрались просто замечательные. Так иногда бывает, когда у детей замечательные учителя. Или хотя бы один учитель. И особенно, когда этот учитель еще и классный руководитель.

Всё было очень красиво и немного печально. Ребята старались не спрашивать о войне, просто слушали стихи. Тихая, почти семейная обстановка. На прощание одна девочка попросила, чтобы я вернулся с войны живым. Забавно, об этом же меня просила и Лейла. Все знали, что через несколько дней я уезжаю в Афганистан.

Всё было здорово. Но для полного счастья не хватало только одного. Светланы. Её не было в Москве. Она снова уехала куда-то за границу. А без неё мир был пуст и страшно одинок. Отпуск казался бессмысленным и ненужным. Мне хотелось поскорее вернуться в полк. И я безуспешно пытался заполнить оставшиеся до возвращения дни походами в театры и встречами с друзьями. Встреч было много. Мы выпили столько чая, что с тех пор я испытываю легкие угрызения совести при одной только мысли о работниках Мосводоканала.

За два дня до окончания отпуска позвонила Светлана. Она спросила только об одном, когда я уезжаю? Всё остальное она и так знала. Знала, как я её люблю. И как мечтаю о встрече.

— Серёж, у меня есть бутылка шампанского. Приходи. Что-нибудь отметим. Дверь будет открыта.

Это было разумно. Было бы шампанское, а повод всегда найдется. За встречу. За мой скорый отъезд. За удачу. За любовь.

Это было разумно, но слишком для меня сложно. Мне достаточно было только одного слова: «Приходи». Мне не нужен был повод, не нужно было шампанское. Я пьянел от одного только взгляда Светланки, каждого её прикосновения, звука её голоса, её улыбки. Но Светланка любила превращать наши встречи в сказочные праздники, потрясающе яркие и незабываемые. Фея, ну что с ней сделаешь! Она сама была праздником. И не было ничего удивительного в том, что в праздник превращалось всё, к чему она прикасалась.

На южном склоне Фудзиямы есть небольшая пещера. Стены её выложены изумрудами и лазуритом. Пол усыпан лепестками сакуры. В серебряных блюдцах горят свечи. От них веет удивительным теплом и уютом. А если выйти из пещеры перед самым закатом, то можно увидеть, как солнце прячет свои последние лучи в водах Суруганского залива.

На северном склоне горы Монблан пещера похожа на сказочный дворец. Высокие своды прячутся в легком полумраке. Сталактитовые колонны отражаются от кристаллов горного хрусталя. И словно молчаливые стражники окружают крошечное озеро в центре пещеры. Вокруг озера круглый год цветут эдельвейсы. В этом нет ничего удивительного. В озере очень теплая вода. Светланка может часами не вылезать на берег. Она не любит эдельвейсы, но они растут сами по себе, и поэтому она на них не сердится. Из этой пещеры прекрасно видно Женевское озеро и зеленые альпийские луга.