Сила насыщенного Чармом крика очистила не только портик, но и оболочку окружающих шпилей. Призраки бросились в зияющие дыры в каменных башнях и блеснули, исчезая, как дождевой дым в болотном лесу.

Сам как призрак, Кавал пошёл напрямик через грибные заросли к порталу, окружённому обломками стен и обвалившейся черепицей. Он помахал руками над головой, проводя небольшие круги, и в воздухе закачались два шара жёлтого огня. Когда он послал шары вперёд через портал, они озарили огромную пустую оболочку разбитой башни — пещеру тлена: окаменевшие балки торчали из-под груд чёрных булыжников, поваленный лес обломанных колонн, наваленный под просевшими сводами, оброс толстыми корнями.

Войдя в разрушенный зал, Кавал стал неспешно пробираться среди причудливых нагромождений битого камня, направляясь вглубь, к освещённому изнутри углублению. В этом дальнем углу храмового комплекса сквозь дыры в крыше пробивались случайные лучи дня. Они освещали небольшой цветущий сад эпифитов и плавающих в воздухе огнецветов, заставляя их издавать сладкий пряный аромат.

Чародей поравнялся с двумя шарами огня и опустил их на землю, под ярко-красные цветы. Шары закружились в порыве ветра, описали круг среди почерневшего мусора и исчезли вспышкой рубиновой пыли.

Кавал сел в центр круга и поднял морщинистое лицо к синему лучу дневного света. Душистый ветерок шевелил его длинную бороду, лёгкая улыбка осветила суровые, потрескавшиеся губы.

Это была первая ступень Лестницы Ветра. Отсюда его душа сможет подняться в небо, к Извечной Звезде и дальше, к Началу. Он не мог взять с собой своё тело, как на Календаре Очей. Тело останется позади и будет гнить среди болотной мертвечины. Но душа — она может улететь выше, чем время, к источнику всего времени.

Таково было его желание. Но — всего лишь желание. Чародей знал, что через несколько дней маркграфиня Одола найдёт его укрытие. Он следил за ней дальним зрением с тех пор ещё, как спустился с Календаря Очей, всю долгую дорогу до этих развалин.

Вот почему он вынес тяготы тайного путешествия к руинам храма. Время и судьба приведут её сюда. А долг привёл сюда его.

Обученный как мастер оружия в Доме Убийц, Кавал не мог отвернуться от судьбы Арвар Одола, крохотного королевства, которому он прослужил всю свою сознательную жизнь. Если бы не осталось уцелевших среди правящих пэров, он был бы свободен взойти к Извечной Звезде. Но уцелевшие были, дети его бывшего хозяина, им принадлежала его верность, которой его учили и которая была у него в крови.

Вот почему он всё время после ухода с Календаря Очей пел заклинания. А сейчас, когда нашёл подходящее место, чтобы сесть и погрузиться в себя, он ощутил более мощные силы, которые сговорились его сюда вести. Слепые силы. Случай. Смерть. И, конечно, третий из слепых богов, на самом деле дитя первых двух: Справедливость.

Случай привёл его к порогу неба в минуту, когда началось Завоевание. Казалось, будто катастрофу вызвал его уход с Ирта. Смерть заставила его вернуться — смерть тысяч людей, погибших от появления змеедемонов.

Но почему этот ужас требовал его? Что было той Справедливостью, которая заставила его спуститься с горы и сесть в этих заплесневелых руинах, в этой засасывающей воронке, где все отдано темноте Ирта?

Он говорил себе, что вернулся ради Джиоти и Поча, ради призрака их отца — ради всех призраков злодейски перебитого Дома Одола. Но это звучало неубедительно. Он — всего лишь человек. Он знал, что не стоит уверять себя в том, будто он может хоть кого-то спасти, не говоря о целом мире.

И тогда Кавал стал искать глубже в слепом прошлом — искать, к чему именно в нём взывает Справедливость. Несколько дней сидел старый чародей в своём угольном кругу среди заросших поваленных стен, собирая Чарм Извечной Звезды и все глубже погружаясь в себя.

Вокруг плавали цветы на свисающих усиках, отходящих от растений, живущих на более высоких и солнечных уровнях. Порхали бабочки. Крики зверей доносились из гудящего леса за разрушенными парапетами, и Кавал уходил в себя. Из легендарных глубин, глубже самого Ирта, он призывал к себе мощь небес, Чарм Извечной Звезды.

На Ниниксе, одном из больших Рифовых Островов Нхэта, Джиоти и Поч брели вдоль опушки леса, шагая по тёмно-бурым следам осени. Оба натянули капюшоны потрёпанных нагрудников для защиты от резкого ветра, у Джиоти на бедре было привязано ружьё.

На мшистые террасы холмов опустился вечер. Лесные коридоры наполнились красными тенями и алыми глубинами, индиговые предвестники ночи взбирались на пастбища и луга, поднимаясь от тёмного моря. На берегу мерцала деревушка у переправы, огни её фонарей дрожали на воде бухты. Туда путники и направлялись.

Зазвенели колокольчики, пастух гнал стадо красных пони по просёлочной дороге к каменному мосту. В рощице мозаичных деревьев охотник в зелёном камзоле свежевал антилопу. По его рукам стекала кровь, и серая тень животного мелькнула мимо идущих, со вздохом улетая обратно в лес.

На пути её панического бегства взлетели вороны, рассыпавшись на фоне золотых облаков заката, и Поч вздрогнул от их внезапного карканья. Это был первый за много дней выход брата с сестрой в цивилизованный мир, с тех пор как они покинули Летающий Камень, и оба тревожились. Чтобы добраться до Ткани Небес, нужна была переправа. Все другие пути без Чарма несли смерть.

— Может быть, сможем выменять ружьё, — предположил Поч.

— Это против законов доминиона, — хмуро напомнила Джиоти. — И к тому же — как нам без него защитить себя в болотах возле Ткани Небес?

Около мельницы играли у костра мальчишки, прыгая через огонь. При виде путников в капюшонах они остановились и стали глазеть.

Ягоды и почти все орехи уже сошли, и Поч хотел остановиться на мельнице, отдохнуть и подзаработать на еду, но Джиоти решила этого не делать. Она была намерена как можно быстрее добраться до Кавала.

Ночь пролила звёздный свет на холмы, и путники сошли вниз по крутым тропам, минуя приливные лужи. Рыбаки вытащили из пруда огромную рыбу-саблю, её свирепая усатая морда, утыканная зубами, грозно щёлкала челюстями. На пруду, перекрывая шелест камышей, спорили люди, деля добычу, вытащенную из отлива. Красные лодки покачивались под тяжестью.

Джиоти и Поч обошли хутор, ступая по береговой тропе среди дикого лука и щавеля. По пути они миновали мусорщиков в сетчатых рубахах, волочивших сети и крючья к поблёскивающим мелям. Рабочие хмуро глянули на промокших странников, но не сказали ничего, занятые ночными трудами.

У причалов стоял флот, моряки уже разбежались по тавернам, харчевням и домикам на дюнах.

Ночной паром уже отходил, когда Джиоти и Поч взошли на настил пирса. Они взбежали по опущенным для них сходням и вскочили на борт, тяжело дыша.

Отливное течение быстро пронесло их мимо направленных в ночь обрывов к далёким силуэтам других рифовых островов, когда из рубки вышел помощник капитана, чтобы собрать плату.

Этот жилистый проворный человек в верёвочных сандалиях и заляпанных маслом кителе и штанах быстро шёл среди пассажиров — спокойных низкорослых людей со звериными метками в виде гладкой выдровой шерсти и сливообразных глаз, докеров и рыбаков, возвращающихся к себе домой на внешние острова.