– Тогда зачем вам я? Я ни в чем не лучшая.

– Думаю, в глубине души ты прекрасно понимаешь. Я знаю, как тебе трудно признать себя тем, что ты есть, и очень сожалею об этом. Но ты такая как есть, Ирелла, – умная. Ты в самом деле полагаешь, что гендес догадался бы, отчего произошло крушение? Гендесы лишены подозрительности. Задавать вопросы – еще не значит обладать любознательностью. Любопытство – человеческая черта, оно проистекает из эмоций. Гендес способен проанализировать ситуацию и обстановку, но заподозрить фальшивку, не будучи предупрежден заранее, он не может. А ты сумела. И не только потому, что ты умна, но и потому, что не лишена чувств. Чтобы принимать решения, какие принимала ты… это еще один невосполнимый недостаток гендесов. Видишь ли, когда вы окажетесь среди звезд, лицом к лицу с врагом, перед вами встанет главный вопрос: очень человеческий – вопрос доверия. Чтобы приказывать Деллиану и его одногодкам, тебе требовалось их доверие – их уверенность, что ты их никогда, никогда не подведешь; что составленный тобой план атаки – лучший из планов. План действий, придуманный гендесом, возможно, окажется не хуже, но у тех, кому придется его исполнять, всегда останется капля сомнения. И это в обстановке, когда промедление смерти подобно. Доверие – ядро человеческой природы, одно из величайших наших проклятий – и благословений.

– Вы воображаете себя столпами мудрости и человеческой цивилизации, а на самом деле вы – чудовища, – холодно проговорила Ирелла. – Вы вывели нас, несчастных отсталых животных, с единственной целью. У нас нет выбора – вы нас его лишили. Наша жизнь расписана заранее, управляется вами. Мы ничто. Вы отказали нам в праве иметь душу.

– Вы – спасение человеческой расы. Это немало.

– Мне такого не надо! – заорала она. – Я хочу жить! Своей жизнью. Хочу жить в обществе, где люди уважают друг друга, где мы вольны добиваться цели, которую поставили себе сами. Мне нужна свобода!

– Как всем нам, – резко ответило Дженнер. – Но людей лишил этой свободы обнаруживший нас враг. Теперь человечеству остается только спасаться бегством. Улетать к звездам в поисках укрытия на несколько сотен лет – в надежде на передышку, пока не придет время снова бежать. Я тоже хочу жить без страха. Я хочу иметь дом, куда можно вернуться. Но в этой проклятой галактике такое невозможно – не для человека. Ни у кого из нас не было выбора. И нам пришлось разделить судьбу Пяти Святых – драться, а не отступать. Пришлось. Моя роль в войне ничтожна. Она так мала, что никто о ней не вспомнит. А ты, ты и мальчики – собравшись с другими, подобными вам, – вы победите. Вы освободите галактику. И люди снова обретут дом.

Через три дня после спасения потерпевших крушение старший год клана наконец перебрался из спального купола в главный комплекс кампуса. Строительные гендесы разместили полумесяцем аккуратные маленькие бунгало на новом участке территории клана. Все домики были в основе своей одинаковы: пять комнат и стойло для когорты под изогнутой крышей, широкие стеклянные двери на террасу, затененную пальмами и плющом. Посередине полумесяца стоял общинный дом с крытыми и открытыми бассейнами, гимнастическими залами и столовой для тех, кто хотел по-прежнему есть в компании, а также лекционным театром, художественными студиями и яйцами боевых симуляторов на все вкусы. Были предусмотрены и порталы в помещения для упражнений с действующим оружием и в небесные крепости – для тренировок в невесомости.

После завтрака, в день исхода, мунки и вагонетки-дистанционки переправили имущество старших из общежития в новые дома. Следующий год, захватив освободившиеся спальни, шумно делил кровати.

Деллиана подмывало бросить все в общежитии. Что ни говори, все имущество в ящиках вагонеток составляли памятки детства. А с детством, как он полагал, покончено – отрезано островом-курортом и последовавшим за ним испытанием в диких горах. Но оставались еще любимые мунками одеяла, и книги, и старые рисунки, которые пока щипали затаившиеся глубоко внутри сентиментальные струнки. Так что Деллиан перевез все, уверяя себя, что большая часть отправится в ящик для отходов на новом месте. Он подозревал, что многие его одногодки приняли такое же решение.

Дверь перед ним открылась, и мальчик перешагнул порог. «Как все бесцветно», – с отчаянием подумал он. Конечно, стены были со вкусом окрашены в серые, красноватые, золотистые тона. Деревянные полы во всех комнатах блестели полировкой, стояла простая мебель. Пустота. Ожидавшая, чтобы он переплавил ее по себе.

А он сам не знал, чего хотел. Только… не этого.

Руки у него висели вдоль туловища. Деллиан приподнял их и пошевелил пальцами. Мунки радостно запрыгали, наслаждаясь дарованной им свободой, разбежались обследовать бунгало. Взрыв восторженных визгов и кряхтения обозначил обнаруженное стойло с постелями-полками, прилегавшее к его спальне. Им новое жилье пришлось по нраву.

Деллиан уставился на брошенные мунками ящики и терпеливо ожидавшие указаний вагонетки, озадаченно почесал в затылке.

Что же дальше?

– Привет?

Обернувшись, он увидел в дверях Иреллу, чуть не достававшую макушкой до притолоки.

– А, привет. Заходи. Добро пожаловать в мой дом. Святые, как это странно звучит!

– Знаю. – Войдя, она огляделась и, судя по лицу, разделила его отчаяние. – Мило, – поддразнила девочка. – Что ты думаешь с этим делать?

– Совершенно не представляю.

– Хочешь, я откопаю старые дизайнерские файлы? У наших предков, как видно, с воображением было много лучше, чем у нас, особенно в художественном смысле. Может, найдешь какие подсказки?

– Хорошо бы. А ты уже? В смысле посмотрела?

– Ага. Во всех этих домиках хорошие фабрикаторы. Можно добиться любого эффекта, какого захочешь, а дистанционки все для тебя установят. Я уже кое-что попробовала.

Деллиан вспомнил, что не видел Иреллу в веренице направлявшихся к полумесяцу одногодков.

– Ты давно здесь?

– Пару дней. Мое бунгало рядом с твоим.

– Правда? Здорово!

– Это не случайно.

– Да? Кто же все устроил?

– Я устроила.

– Как ты умудрилась?

– Мы, девочки, мозг компании, не забыл?

– А я думал, у нас общество равных.

– Нет, Деллиан, не так. Далеко не так.

Он забыл о шутках, заметив ее внезапную серьезность.

– Извини.

– Не за что извиняться. Не мы это выбрали, не наша и вина.

– Ты в порядке?

– Конечно. А ты? Что сказал врач?

– А, ты об этом? Ис-кожа отслоилась. Так что все хорошо.

– Деллиан, тебя порвал зверь. Ничего хорошего.

– А я с ним схватился и убил его, – ухмыльнулся он. – Мы победили, а это главное.

– Наверное, так. Да… – Она подошла, встала перед ним, и Деллиану впервые почему-то показалось обидным, что она такая высокая. Не хотелось каждый раз задирать голову, чтобы взглянуть в ее очаровательное круглое лицо.