Не так давно он получил возможность убедиться, что организация гораздо старше и намного разветвленнее, чем он предполагал.

Одним из последних актов приобщения к Новому Порядку стала поездка, в которой Гамильтона сопровождал лично Макфи Норберт.

В одном местечке за городом, расположение которого было тщательно скрыто от Феликса, ему позволили ознакомиться с результатами тайных генетических экспериментов.

Ужасные маленькие чудовища!

Сквозь зеркальное стекло он увидел детей, которых с трудом можно было назвать человеческими – их зародышевые жабры искусственно сохранили и развили. Жуткие амфибии в равной степени чувствовали себя дома и в воде, и на воздухе – только им всегда была нужна влажная атмосфера.

– Пригодятся на Венере, как вы думаете? – прокомментировал Макфи и продолжил: – Мы слишком поторопились с выводом, будто остальные планеты Солнечной системы для нас бесполезны. Разумеется, лидеры в большинстве своем будут жить на Земле, однако вспомогательные группы после соответствующей адаптации смогут постоянно находиться на любой из планет. Напомните, чтобы мы показали вам типы, выведенные для радиоактивной среды и для небесных тел с малым тяготением.

– Любопытно взглянуть, – правдиво, но не слишком уверенно откликнулся Гамильтон. – Кстати, а где вы получаете исходный материал?

– Неуместный и не относящийся к делу вопрос, однако я вам отвечу. По типу вы относитесь к лидерам, и рано или поздно вам придется узнать все. Мужскую сперму мы поставляем сами, а женщин, как правило, отлавливаем среди дикарей.

– Но не означает ли это, что материал низкого качества?

– Да, конечно. Но ведь это лишь эксперименты. Ни один из этих опытных образцов не будет сохранен. Но после Перемены все будет по-другому. В нашем распоряжении окажется самый лучший материал – для начала ваш, например.

– Разумеется. – Гамильтон не стал развивать этой темы. – Однако мне ничего не известно о ваших планах относительно дикарей.

– А их и незачем обсуждать с младшими членами. Кое-кого мы оставим для экспериментов, остальные же с течением времени будут ликвидированы.

«Четкий и радикальный план, – подумал Гамильтон. – Разрозненные племена Евразии и Африки, с трудом пробивающиеся обратно к цивилизации после бедствий Второй войны и приговоренные – их согласия никто не спрашивал – к лабораторным опытам или к смерти…»

Он решил отрезать уши Макфи по кусочкам.

– …Возможно, и не самый впечатляющий экземпляр, – продолжал тем временем Макфи, двигаясь дальше. Экспонат представлял собой идиота-гидроцефала, но такого уродства Гамильтон не видывал отродясь: перед ним был явно больной ребенок с огромным черепом-переростком. – Тетраплоидный тип, – продолжал пояснять Макфи, – у него девяносто шесть хромосом. Мы полагали, будто в этом кроется секрет супермозга, однако ошиблись. Теперь наши генетики на правильном пути.

– Почему же вы его не убьете?

– Со временем. А пока он дает возможность узнать кое-что новое.

Было там и многое другое – такое, о чем впоследствии Гамильтон предпочитал не вспоминать. Он понимал, что, если ухитрится пройти через это испытание, не выдав ничем своих истинных чувств, – это будет большой удачей.

Предполагаемое истребление дикарей навело его на мысль о другом. Чрезвычайно любопытно, что странное появление Джона Дарлингтона Смита оказало косвенное влияние на намерения «Клуба выживших». Железная логика планов Нового Порядка автоматически подразумевала уничтожение неработоспособных и бесполезных дико-рожденных детей – да и взрослых тоже; они должны были составить компанию синтетистам, непокорным генетикам и вообще всякой «контре».

По отношению к этим последним планы лидеров заговора не пробуждали сколько-нибудь значительной оппозиции, однако многие из членов клуба питали сентиментальную нежность к дикорожденным. На них смотрели с той смесью родительской любви и пренебрежения, с какой представители правящего класса нередко взирают на «низшие расы». Неразрешимость этой проблемы отдаляла наступление часа ноль Перемены.

Адирондакский стасис послужил ключом.

Об изменениях в тактике Макфи объявил на заседании клуба вечером того самого дня, когда Гамильтона посетил Дарлингтон Смит. Дикорожденным – и детям, и взрослым – предстояло быть помещенными в стасис на неопределенный срок. Это была совершенно гуманная акция – пленникам не причинят никакого вреда, а в отдаленном будущем они даже будут освобождены. После собрания Макфи поинтересовался у Гамильтона, что он думает об этом плане.

– Вероятно, он окажется популярным, – согласился Гамильтон. – Но что с ними делать после освобождения?

Сначала Макфи удивился, а потом рассмеялся.

– Но мы же с вами практичные люди, – негромко проговорил он.

– Вы имеете в виду…

– Конечно. Только держите рот на замке.

Филлис решила, что пришла пора прервать мрачные размышления Гамильтона.

– Что вас грызет, Филти? – спросила она. – Вы и двух слов не проронили с тех пор, как мы здесь.

Вздрогнув, он вернулся к действительности.

– Пустяки, – солгал он, подавив желание рассказать ей обо всем. – Вы и сами были не слишком разговорчивы. Что у вас на уме?

– Я только что выбрала имя для нашего сына, – призналась она.

– Великие огненные шары! А не находите ли вы, что это несколько преждевременно? Вам чертовски хорошо известно, что у нас никогда не будет детей.

– Это еще вопрос.

– Хм! – протянул Гамильтон. – И какое же имя выбрали вы для этого гипотетического отпрыска?

– Теобальд – «Смелый ради народа», – мечтательно произнесла она.

– «Смелый ради…» Лучше пусть будет Джабез.

– Джабез? Что это значит?

– «Он принесет горе».

– «Он принесет горе»! Филти, вы невыносимы!

– Знаю. Почему бы вам не махнуть на все рукой, бросить шумный детский питомник и не соединиться со мной? – Повторите помедленнее.

– Я предлагаю пожениться.

Она казалась озадаченной.

– Что именно вы имеете в виду?

– Решайте сами. Ортожена, зарегистрированный компаньон, законная жена – любой контакт по вашему усмотрению.

– И чему же, – проговорила она, растягивая слова, – я должна приписать эту неожиданную перемену в ходе ваших мыслей?

– Не так уж она неожиданна. Я думал об этом с тех самых пор… с того момента, когда вы попытались меня застрелить.

– Тут что-то не так. Две минуты назад вы заявили, что Теобальд не только гипотетичен, но и невозможен.

– Минуточку, – поспешно возразил Гамильтон, – я ни слова не говорил о детях. Это вопрос отдельный. Я говорил о нас.

– Ах так? Тогда поймите, мастер Гамильтон, что я никогда не выйду замуж за человека, который рассматривает брак просто как сверхразвлечение. – С этими словами Филлис с деловым видом вернулась к прерванной разговором трапезе.