– Думаю, каждому надо хоть раз в жизни посетить студенческую вечеринку, чтобы понять, из-за чего весь сыр-бор.

– Тебя это волнует? – спросила я. Хотелось прояснить, что у него больше нет надо мной власти.

– Отнюдь. Если только твой спутник не Анджело.

Справедливая просьба, отрицать не стану. Я вытащила телефон из сумки и передала ему:

– Проверь.

– Что именно я должен проверить?

– Я удалила его номер.

Вулф остановился перед моим домом и, выключив двигатель, отдал мне телефон.

– Поверю тебе на слово. Почему ты передумала?

Я закатила глаза:

– Я влюблена в одного парня, а он вбил себе в голову, что я сбегу со своим другом детства.

Вулф кинул на меня неодобрительный взгляд:

– Он, к большому сожалению, тоже в тебя влюблен, и я понимаю его желание удержать тебя любой ценой.

После этого дня у нас с Вулфом было много свиданий.

Мы ходили в кино, в рестораны и даже в бары при отеле, но оба не пили: я из-за возраста и беременности, а он – из чувства солидарности.

Мы ели картошку фри, играли в бильярд и спорили из-за книг. Я выяснила, что мой муж – поклонник Стивена Кинга. Я же, скорее, была фанаткой Норы Робертс. Мы также заглянули в книжный магазинчик и купили друг другу книги.

Когда Вулф рассказал, как он чуть не выгнал пинками министра Хэтча, потому что у него была эрекция размером с бейсбольную биту во время моей игры на рояле, мы дико смеялись.

Звонила моя кузина Андреа. Она сказала, что подумала и пришла к выводу, что больше не может игнорировать меня только потому, что мой отец не одобряет мужа, которого сам же мне и выбрал. Сестра попросила у меня прощения.

– Куколка, я вела себя не как добропорядочная христианка. – Она щелкнула мне в ухо жвачкой. – Если так подумать, то и хорошей маникюршей я тоже не была. Зуб даю, ты зверски грызла ногти, потому что я не напоминала тебе перестать их кусать.

Я рассказала ей правду: прощение далось мне легко и, мало того, обогатило мою душу. На следующий день мы встретились за чашкой капучино, и я завалила ее вопросами о всяких новомодных штучках, о которых не терпелось узнать.

Еще через несколько дней Вулф объявил, что на выходные мы едем проведать Артемиду. Я была не в состоянии ездить верхом, но все равно получила удовольствие от ухода за ней, убедившись, что она жива и здорова.

Прошел месяц. Месяц, когда муж будил меня звонком каждое утро и желал вечером спокойной ночи. Месяц, когда мы не ссорились, не бранились, не хлопали дверьми. Месяц, когда он ничего от меня не утаивал, да и я сама не отказывала ему в просьбах, потому что он справлялся с поставленной задачей. Я позволила агентам охраны провожать меня в колледж, не нарушала протокол и даже умудрилась завести несколько друзей. Вулф надрывался на работе, но все равно ставил меня на первое место.

Я по-прежнему не носила свои кольца, потому что оставила их у него дома в ту ночь, когда он ушел на прием с Каролиной Ивановой. Но с кольцами или без них, сейчас я чувствовала себя настолько связанной с другим человеком, как никогда.

Мы снова уступили похоти. Точно так же можно упасть с обрыва: быстро и безрассудно. Оказалось, что у Вулфа есть некая зависимость заниматься сексом в непривычных местах. Мы занимались любовью в его кабинете, в туалете на свадьбе, на кровати в моей спальне, пока родителей не было дома, и у окна его спальни, выходящего на улицу.

Он ласкал меня пальцами под столом во время официального званого ужина и без предупреждения вошел в меня, когда после душа я наклонилась открыть нижний ящик, чтобы достать фен.

Я обожала каждую проведенную в постели секунду, потому что никому не нужно было спрашивать, когда пора возвращаться на свое место, в свое крыло, в свой дом. Мы всегда засыпали вместе и вместе просыпались, изолировавшись в новом интересном мире под названием «мы».

Однажды утром, когда я проснулась с еле заметной, упругой и волнующей выпуклостью внизу живота, в комнату вошла моя мать и села на край кровати.

– Я развожусь с твоим отцом.

Мне хотелось столько всего ей сказать. От «слава богу» до «почему так долго?». Но я лишь кивнула и, чтобы придать ей сил, крепко стиснула ее руку. Я не могла гордиться ею сильнее, даже если бы попыталась. Она многое теряла. Но мама все равно желала лишиться этого ради того, чтобы отвоевать право голоса и свободу.

– Думаю, я достойна большего. И уже давно. Я просто не знала, что это возможно. Но теперь, благодаря тебе, vita mia, знаю. Твой счастливый финал вдохновил меня. – Мама утерла слезы, выдавив из себя улыбку.

– Моя история еще не окончена, – засмеялась я.

– Еще нет, – подмигнув, согласилась она. – Но я вижу, куда ведет сюжет.

– Мама, – я сжала ее ладошку, и в глазах у меня застыли слезы, – лучшая часть твоей истории еще не написана. Ты все правильно делаешь.

Мы с Кларой помогли маме собрать вещи, и Клара предложила ей забронировать номер в отеле, но я покачала головой. Пришла пора возвращаться в свой дом. Пришла пора Вулфу наладить отношения со своей матерью и с моей. Я взяла телефон и позвонила мужу. Он ответил после первого же гудка.

– Я готова вернуться домой.

– Слава богу, – выдохнул он. – Почему так долго?

– Мне нужно было убедиться, что ты говорил всерьез. Что моя свобода действительно моя.

– Она твоя, – хрипло проговорил он. – Она всегда была твоей.

– Могут у нас пожить мама и Клара?

– Ты можешь притащить в дом всю армию противника, и я поприветствую ее с распростертыми объятиями.

В тот же вечер Вулф с помощью Смити погрузил все наши чемоданы в багажник. Отец стоял на пороге дома и наблюдал за нами, держа стакан с чем-то крепким, но не проронил ни слова. Неважно, что неделями ранее Вулф кланялся ему в ноги. Сенатор Китон все-таки стал победителем в этой истории.

Отец проиграл, и игра подошла к концу.

Как только мы вернулись домой, мисс Стерлинг повела обживаться мою мать и Клару в восточное крыло. Зная теперь, что она моя свекровь, я настойчиво называла ее Патрицией. Мы с Вулфом поднялись по лестнице вслед за ними, и на площадке между этажами я повернулась к своей комнате.

– Все по-настоящему? – спросила я.

– Все по-настоящему.

И впервые именно так и казалось.

Мы пошли рука об руку в западное крыло, миновали его спальню и вошли в соседнюю комнату, в которой я спала, когда мы принимали у себя чету Хэтчей. Вулф открыл дверь, и у меня перехватило дыхание, когда я поняла, что вижу перед собой.

Детская. В бело-кремовых и бледно-желтых тонах. Светлая, большая и полностью меблированная. Я прижала ладонь ко рту, пытаясь удержаться от вопля. Вулф признал этого ребенка, и меня распирало от восторга. Он не просто принял свое дитя. Он принял и меня.