* * *

Граф Нитсдейл глядел на жену, чуть отстранив ее от себя, словно не верил, что она в его объятиях. Джейн остро чувствовала его проницательный, оценивающий взгляд. Внутренне трепетала: неужели догадается, заметит подмену?

– Как я счастлив видеть тебя, родная! – Уильям снова прижал ее к себе. – Что малютка Анна? Здорова ли?

Джейн кивнула.

– Я писала к Вилли. Наша девочка, бедняжка, никак не возьмет в толк, что такое происходит. Но она в добром здравии, окружена непрестанными заботами милой Мэри и любовью кузенов. Впрочем, в этом ты, конечно, даже не сомневался. Но как ты сам? Ты очень похудел, – сказала Джейн, отступив на шаг и оглядывая Уильяма.

Сходство с ее Уиллом было большое, его не мог скрыть полумрак одиночной камеры, не искажали густые тени, которые давал тусклый светильник. С удивлением Джейн отмечала общие особенности: рост, форму головы, даже тембр голоса. Все, буквально все в облике графа Нитсдейла казалось ей знакомым. Правда, граф имел другой цвет глаз; правда, волосы ее Уилла были гораздо светлее графских. Однако фамильные черты прорывались сквозь поколения, сквозь преграду в двести шестьдесят лет; жениха Джейн природа создавала по тому же лекалу и расписывала той же кистью, что и обожаемого супруга Уинифред.

– Не тревожься о моем здоровье, родная. Если о чем и следует тревожиться, так это о моей голове. – Уильям потер шею, криво улыбнулся.

От этого юмора висельника Джейн поежилась. Острое осознание перспективы, которую видели сейчас Уинифред и Уильям, потрясло Джейн до глубины души. Рубить людям головы! Что за варварство! Отдает фильмом ужасов самого низкого пошиба. Нет, оборвала себя Джейн, все не так. Обезглавливание осужденных – это историческая реальность! И вот перед ней человек, приговоренный к такому дикому способу умерщвления. Ее затошнило, в груди поднялась волна паники – Джейн совершенно не подготовлена, не представляет, что делать, как предотвратить казнь.

– Уильям, чем я могу тебе помочь?

В спокойном голосе Уинифред послышалось эхо ужаса Джейн перед будущим.

– Я решил прибегнуть к услугам адвоката. Придется тебе заплатить ему десять гиней.

Джейн кивнула, отлично зная от Уинифред, что это громадная для Нитсдейлов сумма.

– Нам поможет твой зять, – молвила Джейн.

Уильям подвел ее к окну, к единственному в камере стулу. Сам он облокотился на подоконник, вздохнул.

– О да, без финансовой помощи Чарльза нам не обойтись.

Теперь Джейн вспомнила эту камеру. Здесь была гостевая спальня; здесь Джейн ночевала, когда приезжала на выходные к подруге. Правда, тогда, в двадцатом веке, стены были оклеены обоями с позитивным зелено-розовым растительным орнаментом. У окна, где сейчас сидела на стуле Джейн, помещался туалетный столик, сбоку от двери – сосновый платяной шкаф-купе, а спала Джейн на железной кровати вроде тех, что ставят в больницах, правда, выкрашенной в модный кремовый цвет. Они с Сарой любили сидеть на полу, у камина (конечно, отсутствовавшего в тюремной камере), листать журналы или слушать пластинки, обсуждая университетскую жизнь или прикидывая, в каком бутике Вест-Энда заняться шопингом.

В камере, где томился граф Нитсдейл, пол был устлан соломой, а в углу, там, где двумя веками позднее появится умывальник, воняла бадья, на четверть заполненная желтой жидкостью.

Джейн отвернулась от бадьи; желая отогнать воспоминания, посмотрела в окно – лишь затем, чтобы увидеть печально известные Ворота предателей. Не часть музея под открытым небом, а действующие ворота для узников, дни которых сочтены. Джейн оглядела также Темзу – насколько позволяло узкое окно.

– Тебя доставили в Тауэр через эти ворота, милый?

Уильям кивнул и поморщился от отвращения.

Джейн посмотрела налево, пытаясь совладать со своим изумлением, – однако ее ждал новый сюрприз. Лондонского моста не было – по крайней мере, в том виде, в каком она его знала. Чтобы эта развалюха превратилась в нормальный мост, понадобится еще сто лет. Интересно, не этим ли жалким зрелищем вдохновлен известный стишок о том, что Лондонский мост падает? [10]Секундное любопытство Джейн сменилось ужасом, когда она разглядела на мосту целый ряд кольев, каждый из которых был увенчан полуразложившейся человеческой головой. Издали мост походил на чудовищную подушку для булавок. Впрочем, Уильям не дал ей прочувствовать весь спектр отрицательных эмоций, возникающих от видов из окна его камеры – помещения максимум в шесть шагов длиной и в три шага шириной. Потолок был низкий, скошенный, его поддерживали балки. Каменные стены покрывала штукатурка. Такое же видела Уинифред в Париже – стены штукатурили, чтобы защитить их от пожара.

– Адвокат советует мне признать себя виновным, – произнес Уильям, чем отвлек Джейн от мыслей, не относившихся к делу.

Она наморщила лоб.

– Каким образом это поможет?

Уильям принялся мерить камеру шагами. Лишенный парика и изящного камзола, он все-таки умудрялся выглядеть аккуратным, был чисто выбрит. Только сейчас Джейн осознала, какой спертый воздух в камере. Впрочем, могло быть и хуже – Уильям все время держал окно распахнутым, подставлял себя гневу лютой зимы.

В камеру ворвался порыв ледяного ветра.

– Уильям, ради всего святого! Ты можешь насмерть простудиться! И пожалуйста, оставь свою браваду – дескать, стоит ли тревожиться о горячке, когда под угрозой голова. Хотя бы передо мной не разыгрывай черную комедию.

Уильям закрыл окно.

– Видишь ли, дорогая, когда лица моего касается ледяной ветер, когда члены мои стынут, открытые стихии, я, как это ни странно, острее ощущаю себя живым, а главное, вижу причины не падать духом.

Уинифред, а не Джейн, при этих словах взяла Уильяма за руку, прижала эту руку к своей щеке. А может, обе женщины существовали теперь в слаженном тандеме. «Хозяйка» определенно проявляла дальновидность. Джейн задумалась: что, если Уинифред имеет тот же доступ к ее мыслям и воспоминаниям, какой есть у Джейн к мыслям и воспоминаниям Уинифред? Уильям между тем ждал ответа.

– Еще не все потеряно, любимый. Расскажи, что тебе известно, не таись передо мной.

Уильям снова зашагал по камере.

– На следующий день после того, как мы были помещены в Тауэр, нас допросили лорды Совета. А потом палата общин обвинила нас в государственной измене.

– И после этого адвокат видит смысл в признании тобой своей вины? – изумилась Джейн.

– Адвокат – впрочем, как и мои товарищи, – считает необходимым признать, что мы действовали по велению совести и готовы понести любое наказание.