По сути, крестьянам и горожанам оставалось только подставлять спину. Им приходилось ловчить, торговаться, идти на жертвы. Жители Бове, которым в январе 1475 года сообщили, что они должны принять в своем городе и разместить в своих домах сто копий сира де Бюэйя, знали, что у них нет другого выбора, кроме как смириться и постараться не навлечь на себя больших напастей. Король настаивал в своих письмах: «Посему просим вас... допустить их в свои дома и предоставить им прочие вещи, кои им потребуются и коими, в разумной мере, должны будут удовольствоваться (съестное, зерно и особенно вино. — Ж. Э.)... и чтобы не чинили они никакой обиды ни вам, ни имуществу вашему». Будьте внимательны, приглядывайте за всем, а наши агенты, со своей стороны, вам помогут: «Если у них не будет достаточно зерна для пропитания всех этих людей, его свезут сначала с равнины на семь лье вокруг города, а затем из Шампани. Хорошо обходитесь с купцами и платите им так же».

Неизвестно, остались ли горожане довольны. Могли ли они протестовать? Засыпать короля и его чиновников жалобами и требовать справедливости? Наверняка нет. Королевская война, оборона городов, которая одна только и могла остановить продвижение врага, размещение в городских стенах крупных гарнизонов, превращала жителей, порой против их воли, в активных помощников армии. А это обходилось им очень дорого.

Нет никаких сомнений, что Людовик XI, как и многие до него, намеренно старался ослабить или разорить дельцов и купцов из противоположного лагеря и вызвать у врага перебои с финансами.

Создание новых ярмарок или поддержка старых никогда не предоставлялись на волю случая. Чтобы задобрить своих новых подданных с земель, недавно присоединенных к владениям короны, король охотно предоставлял им некоторое количество ярмарок. Например, в Иссудене после войны с Лигой общественного блага — в краю, до сих пор управлявшемся его братом Карлом, герцогом Беррийским; затем в Бордоле, после смерти того же самого Карла, ставшего герцогом Гиеньским. Это был один из способов давления, который он широко применял. Чтобы оказать давление на папу, авиньонскую знать и флорентийцев, поселившихся в городе, которые отказывались принять выбранного им легата, он старался разорить торговлю в графстве Венессен, создав два больших рынка на двух из главных подъездных путях — сначала, в 1462 году, в Бриансоне, чтобы преградить путь в Италию и задержать купцов по дороге, затем в Оранже, совсем рядом с речным путем и дорогой на Лион. Рынок в Оранже был подтвержден 12 июня 1476 года, через год после того, как принц Оранский Жан II де Шалон присягнул королю, который тотчас возобновил запрет жителям Дофине торговать в Карпантра, папском городе. Когда с Церковью снова был восстановлен мир, ярмарка в Оранже, сохраненная несмотря ни на что, превратилась в яблоко раздора. Синдики из Карпантра требовали снять наложенный на них запрет, а когда их просьбу отвергли, запросили крупные компенсации, рассчитанные, разумеется, совершенно произвольно. Дело послужило поводом для многочисленных тяжб и бесконечных и бесполезных словопрений.

Все четыре ярмарки Шампани и ярмарка Ланди в Сен-Дени сильно пострадали от войны с англичанами и от гражданских войн. Однако король не стремился вернуть им прежний блеск. Конечно, он подтвердил привилегии для купцов, посещавших эти ярмарки. В июне 1472 года король разрешил проводить ярмарочную неделю в Сен-Дени, начиная с праздника святого покровителя города в октябре, причем товары, доставлявшиеся туда или вывозимые оттуда, не облагались никакими сборами на протяжении трех недель до начала и по завершении торжищ. 9 марта следующего года он освободил от налога в двенадцать денье с ливра товары, направляющиеся на ярмарки в Провене. Но при этом он, в общем, делал лишь небольшие поблажки, не заходя слишком далеко. Его манили к себе другие горизонты, и совершенно ясно, что упадок, почти исчезновение этих крупных торговых центров, заправлявших жизнью королевства, были вызваны не только новой ситуацией, ослаблением Парижа или смещением на восток больших торговых путей. Этому во многом способствовало желание короля нанести серьезный ущерб ярмаркам и городам Бургундии, привлекая негоциантов, которые обычно посещали ярмарки герцога, на специально созданные привилегированные рынкк на севере и востоке Франции.

В 1470-е годы он пожаловал ярмарку Амьену, а также многочисленным городам на границе, проходящей по Сомме. Непродуманная инициатива: не угаснув совершенно, эти торги имели незначительный успех и не были способны соперничать с гораздо более крупными ярмарками в Бургундии — в Антверпене, Брюгге и Бергоп-Зооме. 8 октября 1470 года король запретил французам посылать товары в бургундские земли и посещать местные ярмарки. Затем, 20-го числа того же месяца, в Туре собрались представители торговых городов королевства, по два от каждого города, чтобы выработать предложения о том, в каких местах должны проходить новые ярмарки. Сначала они предлагали множество разных городов (Пуатье, Орлеан), пока не сошлись на Кане и Руане. Людовик XI выбрал Кан, и уже в ноябре там спешно учредили ярмарки, выработав впоследствии расписание, позволявшее им противостоять ярмаркам в Антверпене. Было разрешено проводить две ежегодные ярмарки по две недели каждая, одна начиналась в среду после Троицы, другая — в сентябре, в среду после праздника Рождества Богородицы. Купцы и «люди всякого сословия» могли, приехав туда и ведя торговлю, оплачивать товар векселями, которые можно было обналичить в любой стране, за исключением Рима. Успех оказался половинчатым, и очень скоро, уже в ноябре 1471 года, ярмарки перевели в Руан. Но и оттуда они не могли грозить Фландрии и Бургундии.

В Туре купеческое собрание предложило, для обеспечения успеха нормандским ярмаркам, закрыть ярмарки в Лионе. Это было важное дело: их сохранение и развитие находилось в центре оживленных споров и большого столкновения интересов, которое никого не могло оставить безучастным как в окружении короля, так и в торговых городах по всей стране.

Лион или Женева? Королю приходилось принимать в расчет вмешательство герцога Савойского, немецких князей и швейцарских кантонов, а также давление со стороны высших государственных чиновников, принимавших ту или иную сторону, деловых людей из Лангедока и итальянских, особенно флорентийских, компаний, утвердившихся в нескольких городах Франции и Бургундии.

С 1455 по 1460 год лионцы регулярно посылали дофину Людовику с тайным гонцом по три тысячи золотых экю в год, чтобы он отстаивал их интересы. Уже 7 октября 1461 года он подтвердил их право устраивать ярмарки в таком виде, как было заведено при его отце. Немного спустя переезд в Женеву Филиппа де Бресса, сына герцога Савойского, был расценен как угроза, и Людовик принял ряд мер для защиты Лиона от конкуренции, которой опасались все больше и больше. Он запретил французским купцам ездить в Женеву, а иностранным — пересекать французскую территорию (письма из Сен-Мишо-сюр-Луар от 21 октября 1462 года). В марте следующего года продолжительность каждой из четырех лионских ярмарок увеличили до четырех дней, а бальи Макона назначили «хранителем» ярмарок; товары не облагались никаким налогом, иностранные деньги были в свободном хождении, обмен регулировался так же, как в Пезена и Монтаньяке — на крупных ярмарках Лангедока. Опираясь на поддержку короля, лионские консулы широко разрекламировали свои ярмарки, послав своих агентов расхваливать их преимущества в Бурж, во Фландрию, Пикардию, Бургундию, Дофине, в швейцарские кантоны и в ближайшие немецкие княжества.