Хайре! Муж мой любимый, рада сообщить, что я беременна. Никомах подтвердил. Приезжай скорее – порадуемся вместе. Люблю тебя! Буду считать дни до твоего приезда. Будь здоров, муж мой, береги себя».

Отослали царского гонца. Артемисия потом ворчала по этому поводу:

– Не следует писать мужу о том, что ты его сильно любишь. Любящая женщина достойна лишь жалости мужчины; он быстро привыкает к ее любви и тогда становится чужим для жены. Запомни, по мере того как растет любовь жены к мужу, уменьшается ее благоразумие.

– Но я действительно люблю Филиппа, к чему скрывать свои чувства? Пусть он знает об этом, я не скрываю. В ответ будет любить меня так же сильно. Нет, я всегда буду писать ему такие письма.

– Делай, как считаешь нужным, дорогая, но помни мои слова!

Радость на двоих

От Пармениона, продолжавшего боевые действия в Иллирии, к царю, который находился на земле фракийских племён с другим войском, поступали обнадеживающие сведения. Старый полководец воевал против племени бессов – воинов храбрых, не знавших до сих пор поражений ни от одного врага. Узнав, что бессы собрали значительные силы, намного превышающие македонские, Парменион применил стратегему: приказал освободить от вьюков ослов и мулов, без дела стоявших в обозе, и посадил на них всю обозную прислугу – возничих, погонщиков и носильщиков; дал им копья в руки. Построил по отрядным илам. Для убедительности выставил в передние шеренги настоящих всадников из элиты – получилось подобие настоящей кавалерии! Увидев перед собой неожиданно огромное войско, враг дрогнул и, не вступая в сражение, обратился в бегство. Следуя за ними, Парменион без видимых усилий наконец занял всю Иллирию.

Филиппу тоже сопутствовал успех, но бывали и обидные неудачи. Так случилось под Гераклеей, колонией греков на берегу Пропонтиды, имевшей стратегическое значение для тех, кто хотел хозяйствовать на этой земле. Здесь войско македонское встретилось с ожесточенным сопротивлением жителей Гераклеи, и Филипп, как ни бился над проблемой, не мог изменить нежелательный для себя ход событий. Осознав реальную ситуацию, он решил отступиться от своего намерения, но сделать это достойно, не уронив чести македонян. Пригодился совет Эпаминонда, который в подобных случаях предлагал действовать не напролом, а здравым смыслом. Главная трудность состояла в том, что при спешном отступлении пришлось бы бросать дорогостоящие осадные машины. А как разобрать и отвести их от стен осаждённого города, сделав это скрытно? Царь приказал разбирать громоздкую осадную технику тёмной ночью, при этом мастера специально громко шумели, кричали и стучали, будто возводили новые машины. По крайней мере, так показалось гераклейцам. Всю ночь они с опаской прислушивались со своих стен, угадывая, какие сюрпризы на этот раз строит им Филипп. Приготовились к худшему. А наутро горожане сильно удивились, не увидев перед собой ненавистного врага!

Отдаляясь от Гераклеи в нерадостном настроении, Филипп принял гонца из Пеллы. Бегло прочитав письмо от жены, он закричал, переполошив охрану:

– У меня будет сын! У меня будет наследник!

Сбежались гетайры и командиры, воздух огласился радостными возгласами. Царя обнимали и целовали.

– Есть повод выпить! – распорядился он, забыв сразу все неудачи. Никто не возражал. Войско остановилось на марше. Пехотинцы и конники обрадовались неожиданной возможности перевести дух и выпить вина – подарок от счастливого царя. Царь приказал разбить просторную палатку. Пирушка продолжалась до утра, после чего, не отдыхая, Филипп оставил войско, чтобы с небольшой свитой отправиться в Пеллу, проведать царицу.

* * *

Он нашёл супругу пополневшей, что придавало её фигуре подростка больше женственной красоты. Беременность развивалась своим чередом, к тому же она неплохо её переносила. Поэтому в постели изливала на мужа страсть, которую он не ожидал в её новом состоянии. Счастливая улыбка не сходила с лица Олимпиады, восторги преобладали в её сердце. Когда по ночам Филипп всецело принадлежал ей, она самозабвенно шептала:

– Я люблю моего бога, моего Зевса! Люблю, люблю, люблю…

* * *

В Пелле Филипп пробыл недолго. Во-первых, мыслями и заботами он всё ещё оставался во Фракии. Во-вторых, отметив у себя естественное влечение к супруге, он неожиданно ощутил в себе непонятное раздражение. Ему показалось, что, когда он находился рядом с Олимпиадой, её чары завораживали его состояние, и тогда он принадлежал ей полностью, терял волю. А нужно ли это ему, царю и полководцу? Опасаясь запутаться в любовных сетях, Филипп интуитивно сопротивлялся необычному для него состоянию. Поэтому заторопился назад, на Пангей. Прощаясь, Олимпиада сразу почувствовала холодок, засквозивший в их отношениях, посетовала Артемисии. А няня заступилась за Филиппа:

– Моя дорогая, не следует женщине в твоём положении домогаться большой любви мужа! Сейчас главное для тебя – вынашивание здорового ребёнка. Родишь мужу сына – обретёшь сильную его любовь.

Глава 18. Ожидание

Плод

Филипп отсутствовал в Пелле почти полгода, пока македонскими мечами и пангейским золотом успешно реализовывал свои дерзкие территориальные планы. Он успел лишить Фракию государственной самостоятельности, расширив границы Македонии за счёт её плодородных земель, прирезанных к захваченным греческим городам-колониям. Богатые недра фракийских гор Филипп превратил в доходное царское предприятие. Жителям независимых городов с преимущественным греческим населением, расположенных на пути македонской экспансии, царь решительно предлагал присоединяться к союзу с Македонией на добровольной основе. В итоге для македонских кораблей открылись морские просторы, особенно после покорения Пидны и Пиэрии, имевших удобные природные гавани. Следующей жертвой в скрытой игре против господства Афин в северной Греции оставалась крепость Потидея, отстроенная на узком перешейке полуострова Паллена греками-колонистами из Коринфа. Во время Пелопоннесских войн она досталась афинянам.

* * *

Воспользовавшись затишьем в военных событиях, Филипп в месяце дистрос (февраль-март, по македонскому календарю) снова объявился в Пелле. Он с лёгким сердцем оставил армию на Пармениона, чтобы в столице с головой окунуться в задуманную им денежную реформу. Он ежедневно посещал супругу в её спальне, говорил ласковые слова, нежно обнимал и целовал лицо, но подолгу не задерживался. Быстро исчезал, ссылаясь на срочные дела. До интимных отношений у супругов не доходило, поскольку Филипп считался с присутствием третьего существа в их брачном союзе – ребёнка, которого вынашивала жена.

Царица заметно поправилась, округлилась лицом и формами, походка стала ещё женственней. На прежнюю девочку-подростка, которая, казалось, недавно появилась во дворце, она не походила. Чувствовала себя неплохо, тем более что за ней бдительно присматривали сразу два царских врача – Критобул и Никомах, постоянно ссорившиеся из-за профессиональных выводов и рекомендаций супруге царя. Олимпиаде пришёлся по вкусу совет Критобула, чтобы она перед