Как если бы это отвлекло ее от воспоминаний, она обвела взглядом крошечную кухню с ярко-бирюзовыми стенами и потрогала занавески, которые оказались слишком жесткими от многолетнего подкрахмаливания и переносимого по воздуху жира. Она ненавидела эту комнату с ее дешевыми, обшарпанными белыми шкафами с оловянными ручками и огромной, потемневшей от времени чугунной мойкой. Она ненавидела запах сала и сигарет, ненавидела серый линолеум, и стол с хромированными ножками, и стулья, на которых сидел ее отец. Это было уродливое место, безжизненное и холодное, в некотором роде ничем не отличающееся от ее отца.

Не то чтобы Нил О’Мэлли был физически уродлив. Его черты лица заострились, но когда-то он был красив. Его глаза походили на голубые бриллианты, но время и невзгоды стерли их блеск, так же как не пощадили и цвет его волос, и энергию его тела. Человек, которого Меган помнила как сгусток мышц в синей форме полицейского, как-то съежился и, казалось, стал меньше ростом. Его правая рука дрожала, когда он подносил ко рту стакан с выпивкой.

Меган размешивала густую заправку для соуса в жаровне на старой газовой плите. Для тушеной баранины. То же самое она готовила всегда, когда навещала отца по воскресеньям, — не потому, что ей нравилась баранина, а потому, что Нил будет ворчать на что-нибудь другое. Не дай бог ей сделать что-то, что может вызвать у него недовольство. Она фыркнула при этой мысли. Как будто она никогда в жизни не делала того, что было ему приятно.

— Ты говорил с Миком в последнее время? — спросила Меган. Конечно, нет. Мик не звонит тебе, даже притом что знает, что это значило бы для тебя. Он не навещал тебя с того года, когда финалы баскетбольного турнира Национальной ассоциации студенческого спорта проводились в Метродоме и ему удалось заполучить билет у одного богатого клиента из Лос-Анджелеса.

— Да нет, — отмахнулся Нил, как будто ее вопрос был не более чем облако едкого газа. — Ты же знаешь, он занят. Он, черт побери, почти валится с ног от этой работы! Возможно, все было бы не так, если бы не эти долбаные евреи.

— Тебе добавить пива, па? — У Меган не было желания слушать в миллионный раз его антисемитские выпады, или резкую критику антиблока, или антианглийскую обличительную речь.

Он поднял бутылку безалкогольного пива, поморщился и зашелся в грохочущем влажном кашле.

— Упаси Боже, нет. Это варево на вкус как дерьмо. Почему ты не купишь мне что-нибудь поприличнее, что можно пить?

— Потому что твой врач запрещает тебе пить вообще.

— …мать его! Он — гребаный фашист. Он даже не американец, знаешь? — Нил взял со стола пачку «Кента» и вытащил из нее сигарету. — Что-то не так с этой страной. Они впускают слишком много проклятых иностранцев.

— А кто был твой отец? — Она не смогла скрыть сарказм в своем вопросе. Если бы она сдерживала все, что казалось необходимым, она давно бы уже погибла от чего-нибудь сродни отравлению мочой.

— Не очень-то умничай со мной, — предупредил Нил. — Мой отец был ирландцем и гордился этим. И он бы никогда не покинул Коннемара, если бы не проклятые британцы.

Он зажег сигарету, втянул в себя полные легкие дыма и прошел через ритуал удушья и кашля. Меган с отвращением покачала головой. Его артерии находились в худшей форме, чем семидесятилетние водопроводные трубы в доме, настолько они были забиты за шестьдесят лет жиром, холестерином, смолами и никотином. Было просто удивительно, как капли крови могли добраться до его мозга — который, как она предполагала, мог бы объяснить многое. Он уже перенес один маленький инсульт, и доктор предупредил, что большой будет неизбежен, если Нил не изменит образ жизни. Доктор, возможно, потратил немало слов и на антитабачные речи. Несмотря на тревожные симптомы заболевания легких, Нил не отказывался от своих привычек, полагая, что скопления мокроты и одышка были просто непременными атрибутами заядлого курильщика.

— И курить тебе не следует тоже, — ворчала Меган, вынимая горшок тушеного мяса из духовки и устанавливая его на стол.

— А тебе, девочка, следует заниматься своим, черт побери, делом. Ешь!

— Не хочу! — шумно запротестовала Меган.

Она посмотрела на тушеное мясо, которое положила себе, и отодвинула тарелку. Она ненавидела баранину. Ее отец энергично жевал, подчищая лужицу соуса куском хлеба, намазанного сливочным маслом.

— Да, папа! Ты слышал о большом деле, по которому я сейчас работаю? Это похищение ребенка в центре Оленьего Озера?

— Мир полон извращенцев.

— Это очень жесткое дело. Нет вообще никаких улик. Мы работаем фактически круглосуточно — мои парни из Бюро, из департамента шерифа, из полицейского управления. Руководит поиском экс-детектив из полиции Майами. У нас даже есть команда компьютерщиков из Университета Харриса, работающих над этим же делом.

— Бесполезные коробки с проводами, — бурчал Нил, накалывая вилкой еще один кусок мяса. — Чего они стоят против хорошей старой доброй полицейской работы? Работа ногами — вот как дела раскрываются. А не кучкой мальчиков из колледжа или детективами с шилом в заднице.

— Я — полевой агент, между прочим, ты помнишь? — упорно продолжала она. — В «Трибьюн» была статья. Ты, может быть, читал ее.

Да забей на все, солнышко. Я так горжусь тобой… Нет, правда.

Нил посмотрел на тарелку, выплюнул кусочек хряща, приглушенно фыркнул и покачал головой.

— Ничего не стоящая газетенка. Я беру «Пионер пресс». Чтоб ты знала!

— Боже, неужели ты умрешь, если хоть раз скажешь мне что-нибудь хорошее? — вспыхнула Меган, отлично понимая, что это не стоило ее усилий. — Неужели это так трудно? Я бы согласилась на что угодно, ты знаешь — «прими поздравления», или «хорошее тушеное мясо», или «классная обувь». Мог бы хоть что-нибудь уклончиво прошипеть, — сказала она саркастически. — Что-нибудь, и я бы не спрашивала себя, зачем, черт возьми, мне надо было приезжать сюда. Ты не думаешь, что мог бы справиться с этим хоть однажды, па?

На лице Нила вспыхнул нездоровый синюшный оттенок. Он направил на нее вилку, уронив несколько капель соуса на стол.

— Ты слишком дерзкая, девчушка. Совсем как твоя…

Она прервала его властным взмахом руки.

— Не смей! Не смей! Я вовсе не как она! У нее было больше здравого смысла — оставить тебя двадцать шесть лет назад!

Отец плотно сжал губы и уставился в тарелку.

Злые слезы жгли Меган глаза. Она отпихнула стул от стола и подошла к окну. На заднем дворе дома миссис Гристмен ее старенький пудель Клод усеял снег небольшими кучками дерьма. Район был серый и уродливый, как и все в этом доме было серым и уродливым. Господи! Как было бы здорово, если бы ей не пришлось возвращаться сюда больше, но так не будет. Потому что он был ее отцом, и она была ответственна за него. Меган не уклонилась бы от своей обязанности таким же способом, которым он воспользовался по отношению к ней.

Непрошеный, нежелательный образ Митча выплыл в ее сознании. Митч и Джесси, поддразнивающие друг друга и смеющиеся над «хеппи-милом» в «Макдоналдсе».