— Человек — не только имя. Кому знать это лучше, чем мне? Он сам создает себе имя. На этот счет я за Денниса спокоен. Да и тебе не стоит волноваться.

— Ты прав. — Еву обдало освежающей волной облегчения. — Ты прав, — повторила она и повернула его лицо к себе. — Ты славный молодой человек и любишь меня до безумия.

— Ну, «славный» — понятие растяжимое. Возможно, я и подпадаю под парочку определений. А вот второе — чистейшая правда.

— Ты славный молодой человек, — повторила Ева. — Я знаю об этом из надежного источника. Итак… думаешь, эта штука будет работать?

Рорк поглядел на старый проигрыватель, на кабель.

— Думаю, да.

Ева раскрыла пакет с вещдоками, достала диск в прозрачной коробочке.

— Давай запустим.

Рорк вставил диск в маленький выдвижной ящичек. Проигрыватель издал не внушающее доверия скрежетание. Рорк набрал что-то на клавиатуре и тихо выругался.

— Нужно просто…

Он снова потыкал в клавиатуру, проверил разъемы, потыкал еще. Проигрыватель запищал.

— Готово.

— Разве?

— Да, просто нужно немного подождать.

Ева хмуро уставилась на экран. Когда он посинел, она нахмурилась еще сильнее.

— Что…

— Сейчас все будет, — заверил Рорк и тут же довольно кивнул, потому что в верхнем правом углу появилось слово «Воспроизведение».

— Видишь? Я же говорю, готово!

Он нажал разом две клавиши — одну большим пальцем, другую мизинцем.

И тут на экране появились они — шестеро молодых людей в комнате, освещенной десятками свечей. Неровный свет играл на обнаженных мускулистых телах. Один — Уильям Стивенсон, догадалась Ева, — пьяно захихикал.

— Перестань, Билли.

Итан Макнейми хотел сохранить серьезный вид, но тоже осоловело улыбался.

— Извините. Но вам не кажется, что как-то странно стоять тут голышом? Тем более что она без сознания. — Стивенсон глянул через плечо. — Хороша, но без сознания.

— Еще очухается. — Глаза молодого Эдварда Миры блестели — не только от того наркотика, который все они приняли. — И сама будет нас умолять.

— Мы что, правда это сделаем? — Макнейми провел рукой по губам. — Все по очереди? Еще и на камеру?

— Братство! — Бетц толкнул Макнейми в грудь. — Так мы скрепим наш союз — раз и навсегда. Мы ведь договорились, все приготовили, да и телка есть.

— Давайте начинать. — Истердей тоже оглянулся через плечо. — На вечеринке она сама меня лапала. Дадим ей то, чего хотела. Запись идет?

— Я же сам настраивал камеру. — Бетц посмотрел прямо в объектив. — Да, все работает. Хватит тянуть резину — начнем уже.

— Сделаем все, как полагается. — Вайманн исчез из кадра, и зазвучала музыка — что-то негромкое и первобытное. — Мы — братство!.. Ну давайте же, ребята, сделаем все, как надо. Это наше первое ежегодное празднование. Двенадцатое апреля 2011 года.

По кивку Вайманна все хором произнесли:

— Мы — братство! Берем, что пожелаем. Берем, кого пожелаем. С этого дня и навсегда. Мы связаны, мы едины. Когда один брат в чем-то нуждается, остальные это предоставляют. Когда один брат чего-то хочет, того же хотят остальные. Все завидуют тому, кто мы, что мы имеем и что делаем. И никто, кроме нас шестерых, не узнает. Нарушить клятву — значит смерть. Сегодня мы скрепим наш союз, нашу клятву, разделив друг с другом одну избранную. Мы вольны распоряжаться ею, как пожелаем. Женщина — сосуд для нужд братства.

— Говорим ли мы все как один? — вопросил Эдвард Мира.

— Все как один! — хором ответили остальные, а Стивенсон глупо хихикнул.

— Он под кайфом, — заметила Ева. — Посмотри на его глаза. Другие тоже что-то приняли, но Стивенсон принял больше остальных. Или же он более восприимчив.

— Вряд ли это оправдывает то, что они собираются сделать.

— Нет, однако им пришлось искусственно себя подбодрить — в первый раз, по крайней мере.

— Мы бросили жребий, — объявил будущий сенатор Эдвард Мира. — Первому сосуд достанется мне.

— Подожди! — Бетц повернул камеру. — Сейчас настрою.

— Давай быстрей.

Изображение затряслось и накренилось. Ева увидела отдельные фрагменты комнаты. Большое помещение. Диваны, кресла, игорные столы, бар.

— Похоже на клуб или гостиную. Окон я не заметила. Богато обставленный подвал? Помещение просторное.

Потом на экране появилась девушка — совсем молоденькая, лет восемнадцати-девятнадцати. Длинные светлые волосы, миловидное лицо с округлым подбородком, широко расставленные глаза. Веки опущены. Девушка тоже была обнажена и лежала с разведенными руками и ногами, привязанная к матрасу.

— Кресло-кровать или что-то вроде того. Ноги привязаны кожаными ремнями. Ногти на руках и ногах накрашены розовым лаком. Женственная. В ушах — блестящие сережки. Макияж несколько смазан. Белая женщина лет восемнадцати, рост примерно пять футов пять дюймов, вес — около ста двадцати фунтов.

Эдвард Мира склонился над девушкой и ударил ее по щеке. Кто-то из мужчин за кадром воскликнул:

— Эй! Ты что, Эд?

Но Эдвард не обратил внимания на протест и снова ударил ее.

У него большие руки. Ева знала, каково это, когда просыпаешься от удара большой руки.

— Проснись, сука!

Веки девушки задрожали, и она открыла голубые глаза, мутные и блуждающие.

— Что?.. — Она со стоном повернула голову. — Мне нехорошо… Что…

Девушка пошевелилась, почувствовала, что связана, и на ее лице отразились первые признаки страха. Страх перешел в панику, когда ее взгляд сосредоточился на шестерых мужчинах. На том, что склонился над ней.

— Нет, не надо… пожалуйста… Что это?

— Это братство!

Когда Эдвард Мира сел на нее верхом, она стала умолять и плакать.

— Эдвард, давай вколю ей зелье. Тогда она сама тебя захочет.

— Мне плевать, хочет она или нет. Я беру то, что пожелаю.

— Пожалуйста… пожалуйста…

Девушка продолжала плакать, пока Бетц возился со шприцом и неуклюже вводил иглу ей в руку.

— Подожди пару минут, пока не подействует.

Не удостоив Бетца вниманием, Эдвард с силой вошел в нее.

Она закричала.

Когда он кончил, девушка отвернула лицо и проговорила:

— Пожалуйста…

Лишь одно слово: «Пожалуйста» — снова и снова…

— Фредди уже готов.

— Не то слово! — Бетц погладил член. — Во какой стояк! Посмотрим, работает ли волшебное зелье.