* * *

– Ей потребуется медицинский уход, – сказал доктор Хаккад. – Эти провода все время…

– Единственный уход, который она получит, – это ваш, доктор. Вы ведь наверняка знаете основы первой помощи? – Пухлый, с выпученными глазами человек, которого он мысленно называл Альдо Сгрои, пристально смотрел на него, пока два его помощника считали пятидесятифунтовые банкноты, упакованные в три сумки «Свисэйр».[64]

Операция с банком прошла успешно. Мистер Икс был уверен, что он получит только минимум того, что мог бы дать Панъевразийский кредитный трест. Но времени было мало, притом все это было лишь довеском, дополнительными деньгами на операцию Четвертого июля. Чтобы завершить ту операцию, может понадобиться неделя. Торговля из-за выкупа – это война нервов. Он полагал получить от Хаккада две-три сотни тысяч и был приятно удивлен, когда привезли почти полмиллиона. Более чем достаточно, чтобы обойтись без Элиаса Латифа.

– Браво, доктор. Вы ведете себя как спонсор. Какая ирония судьбы, а?

– Пожалуйста, развяжите Лейлу.

Мистер Икс повернулся к Нэнси Ли Миллер.

– Ты знаешь, что надо сделать? Разотри ее, чтобы восстановить кровообращение. Намажь чем-нибудь, не слишком жгучим, порезы. Можно перекисью водорода.

Нэнси Ли кивнула. Ее взгляд скользнул на Хефте.

– А не мог бы он?..

– Нет, не мог бы, – ответил мужчина, называвший себя Сгрои. – Мне нужно, чтобы этот красавчик был рядом со мной. Понятно?

Нэнси Ли накинула халат на Лейлу и помогла ей дойти до большой ванной. Лейла передвигалась с трудом, стонала и что-то говорила по-арабски. Брат провожал их взглядом, пока не закрылась дверь ванной. Тогда он повернулся к мистеру Иксу.

Совершенно заурядный человек, подумал Хаккад. Ничего примечательного. Нездоровая полнота, бледная, как на брюхе камбалы кожа, лохматые волосы. Такой скудный материал не годится для фигуры международного масштаба.

– Это называется «послужной список», Хаккад, – сказал мистер Икс, и Хаккаду стало неуютно от того, что прочитали его мысли. – Ведь выступления чистокровных жеребцов тоже записывают, не так ли? Те, с кем я имею дело, знают меня. Они выбрали меня, потому что я удачлив. Моя разведывательная сеть превосходна, уникальна. Я изыскиваю возможности там, где их не найдет никто другой, и забочусь о том, чтобы приносить прибыль.

По мнению Хаккада, именно так думали о нем самом его инвесторы, но он и не думал посвящать в это своего соперника. Люди с пистолетами уже дважды пересчитали наличные. Один забрал все три сумки «Свисэйр» и вышел, передав пистолет с длинным глушителем другому парню.

– Вы очень доверяете своим людям, – вздохнул Хаккад.

– Он будет в Женеве к трем, за полтора часа до закрытия банков, так?

Зазвонил телефон. Никто не двинулся, пока он не прозвонил раз двенадцать. После этого парень с двумя пистолетами взял трубку.

– Алло? – Он кивнул. Потом снова кивнул. – До свидания.

Его босс взглянул на него.

– Они забрали все оружие оттуда? И продолжают действовать?

Парень кивнул. Он направил один из пистолетов на Хефте. Его мощный глушитель был почти такой же длины, как ствол. Подталкивая им араба, он провел его через переднюю в гардеробную.

Тот, кто называл себя Сгрои, дважды поднял свои густые брови, глядя на Хаккада. Через мгновение они услышали через закрытую дверь гардеробной два хлопка, которые делает пистолет даже с мощным глушителем.

– Хефте мне был нужен только для двух целей: добраться до вас и вашего оружия. Теперь у меня есть и то и другое, так? Хефте в расход.

– Но я могу предложить вам кое-что еще, – несмотря на страх, голос Хаккада звучал довольно спокойно. – В лице Панъевразийского кредитного треста вы имеете дело со значительной массой… о Господи. Трудно говорить, не зная вашего настоящего имени, сэр.

– Правда? Да что вы?

– Если мы вступим в переговоры, было бы весьма полезно называть вас вашим именем, сэр.

– Отлично. – Человек с нездоровой внешностью энергично почесал затылок. – Отлично. Ты можешь звать меня, э-э… Фаунсом. Английская фамилия, так?

– О'кей. Никаких встреч на время ленча не назначал? Хорошо. Запри дверь на замок. Расстели карты и схемы. Ослабь галстук, Мо. Мы сейчас займемся серьезным делом. Это наш последний шанс вспомнить о том, что упустили, исправить то, чем пренебрегли, предложить сенсационные идеи и прочую чепуху. Команда готова?

Шамун вздохнул.

– И что только с тобой сегодня утром приключилось?

Нед откинулся в кресле и бросил проницательный взгляд на своего помощника, который сидел по другую сторону стола, заваленного черновиками, отчетами, фотографиями, схемами электропроводки и планами местности.

– Только то, что от пятницы до воскресенья лишь один день. Необязательно быть параноиком, чтобы иметь дурные предчувствия.

Шамун, ухмыляясь как клоун, тасовал пачку карточек для заметок.

– У меня здесь самая обычная колода, – начал он, – такую можно купить в любой аптеке.

Нед взял карточки у него из рук и положил их, как колоду карт, лицом вниз.

– Всю неделю, – сказал он, – мы носились с разными идеями – хорошими и плохими, старыми и новыми, умными и глупыми. Думаю, все это ты и записал на этих карточках?

– Очень хорошо, что спросил, – ответил Шамун. Он разложил карточки веером и продолжил тоном крупье. – Возьмите карту, любую карту.

– Мо, как только закончим с карточками, запиши все наши идеи во временной последовательности. Шаг за шагом. Это будет вроде инструкции по работе со сложным оборудованием, которое ты собираешься включить. Понял? А после этого надо пройтись по списку и убедиться, что ничего не упущено и все именно там, где должно быть. К полудню я хотел бы замкнуть цепочку, Мо. В прямом и переносном смысле: то есть запереть одну копию списка в моем сейфе, а другую – в твоем.

Он взял стопку карточек, разложил их на две части, соединил вместе, чтобы перемешать, как это делается в казино. Потом подвинул их назад к Шамуну. Их глаза встретились. Неду хотелось сказать еще раз о мерах предосторожности, повторить предыдущие советы, напомнить о том, как важна в этом деле последовательность. Но он подумал: какого черта, ведь Мо знает все это и без меня. Ведь он – мое второе «я», так что и объяснять ему ничего не нужно.

Все слова, которые вертелись на языке, вдруг исчезли. Утренняя стычка с Лаверн глубоко потрясла его, как и стихийная сила прозрения, таящаяся в темных недрах ее американской души. Он вдруг заметил, что на него смотрят глаза – черные, как маслины: взгляд был открытым, но непроницаемым.