Рокот постепенно нарастал, но Кэй все еще не знала, откуда он идет. Что ж, угадывать так угадывать. Едва она перестала быть видна от турникетов, она ринулась вниз по одной из лестниц, скользя обеими руками по перилам, надеясь спуститься до конца и завернуть за угол до того, как подойдет Кат. Внизу она почти замерла: звук приближающегося поезда стал тут не громче, а слабее, но назад пути не было. Впереди видела прямой коридор – метров двадцать; направо и налево узкие проходы вели на платформы. Кэй слышала шаги позади себя. Делая вид, что читает указатели, она неторопливо двинулась к проходу, ведущему направо, и, стараясь выглядеть как можно естественней, вошла в него. Оказавшись вне поля зрения, снова пустилась во всю прыть. У нее было секунд семь преимущества перед преследовательницей, и каждую из них надо было использовать с толком. Платформа была почти безлюдна, но рокот, что странно, сделался, казалось, немного громче. Кэй огляделась, высматривая какие-нибудь световые сигналы или табло, пассажиров, ожидающих поезда.

И тут она это увидела за парочкой подростков, держащихся за руки у дальнего конца платформы: вход в короткий сумрачный коридор, ведущий к маленькой лестнице, а сверху табличка, цветом показывающая, что здесь можно перейти на другую линию. Оттуда-то и долетал шум поезда. Она понеслась к переходу. Уже с лестницы услышала позади себя стук высоких каблуков Кат. В три прыжка одолела лестницу, ведущую вниз, пролетела по переходу, завернула за угол – и снова вниз. Поезд как раз подъезжал, времени должно было хватить, и расположение было какое надо. Пока Кат будет идти по переходу, ей несколько секунд будет видна платформа, а потом, когда она повернет за угол перед последним спуском, то ненадолго потеряет и ее, и Кэй из виду. Если сделать все вовремя, Кат увидит, как она бежит, и подумает, что она села в поезд. По какому из двух путей он подъезжает, Кэй не знала и, сбегая по лестнице, перекрестила пальцы. Поезд стоял, машинист вышел на платформу, и сердце Кэй упало – наверняка он проводит ее глазами, когда она метнется назад к лестнице? – но он, кивком пригласив ее в поезд, вошел обратно в кабину. На переходе-мостике над платформой застучали каблуки Кат. Кэй ринулась вдоль поезда, надеясь, что ее белая куртка достаточно заметна. Когда шаги вдруг стали намного тише, она нырнула в боковой проход. Двери у нее за спиной закрылись, и поезд тронулся. С пыхтением взбегая по лестнице, Кэй на мгновение обернулась и – блестяще! – увидела движущиеся вагоны. Кат, чьи шаги были теперь почти не слышны из-за шума поезда, не успеет заметить, что вагон пуст, и не увидит – думала Кэй, торопливо сворачивая за угол на верху лестницы, – тихо ступающую девочку в лабиринте проходов, ведущих обратно, на свет.

Но охота была далеко не кончена, и Кэй быстро протрезвела. Ей надо было перевести дух и найти надежное укрытие, чтобы наблюдать оттуда за добычей. Поднимаясь из метро, Кат быстро покажет, сработала ли уловка: если пойдет главными коридорами, спокойно и неспешно выводящими на улицу, Кэй будет знать, что все в порядке; если же двинется узкими боковыми проходами и будет прислушиваться к шагам – значит, исчезновение не удалось.

Кэй прыжками взбегала по длинной лестнице, стараясь делать это как можно быстрее и тише, раздувая щеки от усилия и так напрягая ноющие, шаткие ноги, как не может, казалось, их напрягать девочка ее возраста. Раз ты Невеста, мрачно думала Кэй, изволь исчезать как следует.

Она поднялась наверх. Тут, подумалось ей, будет полегче: в вестибюле станции через равные промежутки стояли колонны, надо будет притаиться за какой-нибудь и начать новый этап игры. Колонны были чуть потолще деревьев, а уж в детском умении прятаться за стволами Кэй не знала себе равных; без предательского шороха листьев под ногами здесь будет еще проще, чем дома. Она выбрала колонну и стала ждать характерного стука каблуков.

Предстояла заключительная, самая легкая часть игры: преследование былой преследовательницы. Еще немного тяжелых, частых ударов сердца, еще немного нервозности, переминания с ноги на ногу – и Кэй уверилась, что у нее получилось: шаги Кат, завернувшей за угол станционного выхода, постепенно затихали и устало замедлялись на последнем участке лестницы. Кэй подождала, пока шаги совсем не перестанут быть слышны, и ринулась следом. Добыча превратилась в ловца.

Снова оказавшись на солнечной улице, Кэй постаралась сориентироваться. Она поднялась не по той лестнице, по какой спустилась, и теперь несколько секунд вертелась, с ужасом думая, что очутилась совсем не на той улице, что не знает, куда сейчас надо двигаться. Но затем в минуте ходьбы затрепетал тканевый навес, который хозяин заведения немного выдвинул от солнца, и Кэй вспомнила, что отметила его как ориентир перед тем как спуститься в метро. Далеко уйти Кат не могла, рассудила Кэй; если ее нет на этой улице, значит, пошла обратно к бульвару, может быть, хочет опять сесть на автобус. Кэй осмотрительно двинулась в путь, крутя на ходу головой, вглядываясь в каждую нишу, в каждую витрину, в каждый проулок. Ловец не должен терять добычу. Народу на улице стало теперь поменьше, или, может быть, просто меньше было магазинов в этой ее части; так или иначе, никакой Кат среди редких прохожих не наблюдалось. В панике Кэй поспешила к ближайшему углу: может быть, Кат просто повернула налево?

Нет, не повернула: на обсаженной деревьями улочке с двумя рядами припаркованных машин и опрятными, будто наманикюренными входными дверями не было ни души. Кэй обернулась, но там, напротив, через более широкую улицу, – та же картина. Она побежала обратно к перекрестку, коря себя, что дала рыбе шанс уйти с крючка, и в ужасе от мысли, что Кат может возникнуть у нее за спиной и тогда ловец и добыча снова поменяются местами. Она крутилась и крутилась. Мимо пронеслись несколько машин, угрожающе ревя моторами; какой-то старик, чуть не врезавшись в Кэй, идущую зигзагом, досадливо остановился, затем двинулся дальше. Ниже, приказала она себе; пригнуться, опустить голову, стараться сохранить преимущество. Она тяжело впихнулась в угол у кипы газет около киоска и сгорбилась, прислонясь спиной к алюминиевой стенке. Оттуда лихорадочно оглядела улицу.

И ей улыбнулась удача. Из кафе за несколько дверей от нее вынырнула черноволосая голова, и Кат, пройдя в каком-нибудь шаге от нее, повернула налево там, где Кэй только что была. В руке у Кат был кусок пирога, завернутый в бумагу, и, откусывая, она двигалась медленно, неровными шагами. Кэй досчитала до двадцати, потом для верности еще до десяти и пошла следом. Припаркованные машины, она понимала, дадут ей укрытие, и пустота улицы теперь, когда она села Кат на хвост, будет плюсом.

Кэй шла за ней по одной улице за другой: на бульвар, с четверть мили по бульвару, налево вдоль парка, через павильон со странными кубистическими скульптурами, через лабиринт улочек, частично вымощенных камнем. Она как могла старалась использовать любые укрытия, но волноваться было особенно не о чем: Кат давно перестала думать о Кэй и, похоже, не подозревала, что та движется следом. Когда они вышли к реке и Кат направилась к большому мосту, сердце Кэй упало и воспарило в одно и то же время: за мостом высился обелиск, который она видела утром, но пространство между мостом и площадью, где стоял обелиск, было совершенно открытым. Спрятаться негде. Идти за Кат через реку не было пока что никакой возможности, слишком рискованно, хотя она была уверена, что папа, Элл и остальные где-то недалеко. Кэй присела в углу, полускрытая фонарным столбом, и уповала на лучшее, глядя на медленно удаляющиеся черные блестящие волосы поверх черного пальто.