Викторианское Животное было крайне смущено. Оно покорно выискивало интересные истории о Слейтоне. И как только в НАСА могли решить, что он не годен для полета из-за больного сердца? Для этого события просто не находилось… нужных эмоций.

Согласно официальному заявлению НАСА, Слейтон был «сильно разочарован» решением. Сказано слишком деликатно: Слейтон был попросту в ярости. Но он пытался сдерживать себя, делая официальные заявления, потому что не хотел лишиться шансов на пересмотр дела. Он был убежден, что со временем здравый смысл победит. В частных беседах он говорил, что Пол Дадли Уайт принял оперативное решение. Слейтон утверждал, что Уайт и другие врачи сначала выдали медицинское заключение, признав его годным к полету, а затем уже последовало оперативное решение: даже если так, то почему бы не выбрать кого-нибудь другого? У них ведь было право на медицинское заключение. Но они приняли оперативное решение! Слово «оперативное» было для Слейтона священным. Он был Королем Оперативного. Оперативными могли быть действие, реальное дело, полеты, нужная вещь. А медицина была лишь одной из многочисленных разновидностей побочного. Никто ведь не обращался к врачам, чтобы принять оперативное решение. В «Лайф» прекрасно знали, насколько рассержен Слейтон, да и другие журналисты тоже догадывались об этом. Но Вежливое Животное не могло найти для всего происходящего… уместного тона. Поэтому оно согласилось с версией НАСА: «сильно разочарован». И лишь немногие журналисты понимали, что это было даже выше гнева. Дик Слейтон был сокрушен. Он не просто выбыл из очереди на полет – он потерял все. В НАСА только что заявили, что у него больше нет… нужной вещи. Словно бы она трещала по всем швам – и вот треснула. Идиопатическое мерцание предсердий – при чем тут это? По всем швам! Вся карьера, долгое восхождение Дика из мрачной суровой тундры штата Висконсин были основаны на его неоспоримом обладании этой нужной вещью. Это было самое важное из всего, что имелось у него в этой Котловине Смертельной Ошибки, и ему этого было достаточно. А теперь она просто треснула! Слейтон чувствовал себя униженным. Теперь этим ему будут тыкать в лицо все кому не лень. Теперь он не сможет вернуться в Эдварде, даже если захочет. В военно-воздушных силах не станут использовать брак НАСА для серьезной летной работы. Летные испытания? Черт побери, Дик ведь больше не летал самостоятельно. Это правда. Он мог подняться в воздух лишь на заднем сиденье двухместного самолета, а пилотом был кто-нибудь другой, у кого нужная вещь еще не испарилась через порванные швы. Возможно, в авиации его тоже отстранят от полетов, несмотря на то что, по заключению главного хирурга, Слейтон – «полностью квалифицирован как летчик военно-воздушных сил и как астронавт». Ведь была задета честь авиации. Сам начальник по кадрам военно-воздушных сил, генерал Лемей, удивлялся: если Слейтон признан негодным к полетам для НАСА, то как он может летать в авиации? И все это говорилось о нем, Дике Слейтоне, который больше всех старался, чтобы к астронавту относились как к пилоту или хотя бы как к продолжению самолетных рычагов управления в капсуле или, черт его побери, в космическом корабле.

Еще обиднее было то, что его место занял Скотт Карпентер. Карпентер был из них наименее опытным пилотом, и все же именно он заменил его, Дика Слейтона, который выступал перед Обществом летчиков-испытателей и настаивал на том, что лишь опытный летчик-испытатель может справиться с этой работой. А Уолли Ширру, действительно опытного пилота, готовили на роль дублера Дика. Почему он отказался в пользу Карпентера? Гленн и Карпентер совершили два первых орбитальных полета… а Дик Слейтон остался позади, чтобы летать на заднем сиденье.

Мнение Гилрута, которое поддержал Уолт Уильямс, заключалось в том, что Карпентер как дублер Гленна получил гораздо более серьезную подготовку, чем мог пройти Ширра за оставшиеся до полета десять недель. Правда, сам Скотт не был в восторге от столь внезапного предложения. Он тренировался шесть месяцев вместе с Джоном, но второй орбитальный полет – это дело серьезное. Теперь пришел черед ученых НАСА. Астронавт должен был раскрыть снаружи капсулы разноцветный аэростат, чтобы оценить восприятие света в космосе и величину силы тяги, если она вообще есть, в предполагаемом вакууме. Ему поручали проследить, что происходит с водой в стеклянной бутылке в состоянии невесомости и изменится ли при этом поведение капилляров. Для этого эксперимента готовили небольшую стеклянную сферу. Еще астронавту требовался так называемый денситометр – для измерения плотности светового потока с Земли. Астронавта должны были обучить пользоваться ручной камерой, чтобы делать метеорологические снимки и кадры линии горизонта, атмосферного пояса над горизонтом и разных материков, особенно Северной Америки и Африки. И тут ученые, надо сказать, нашли подходящего человека: Скотта заинтересовали эксперименты. Но добавление всех этих вещей в карту контрольных проверок, которая и так уже была перегружена внесенными в последние минуты изменениями оперативного порядка, подвергало его сильному напряжению. Чтобы делать все эти фотоснимки, использовать камеру, денситометр и прочие приборы, астронавту требовалась совершенно новая система ручного контроля. Эта система создавала один фунт тяги, если вы слегка толкали ручной регулятор, и еще двадцать пять фунтов, если вы толкали его под небольшим углом. То есть «или – или»: капсулу нельзя было разворачивать постепенно, как самолет или автомобиль.

Полет состоялся по графику, 24 мая. Первые два витка Скотт просто отдыхал. Он был совершенно спокоен и пребывал в намного лучшем настроении, чем любой из трех его предшественников. Он просто получал удовольствие. Его пульс до взлета, во время взлета и на орбите был даже ниже, чем у Гленна. Карпентер больше разговаривал, больше ел, пил больше воды и проделывал с капсулой гораздо больше операций, чем любой до него. Ему откровенно нравились все эксперименты. Скотт раскачивал капсулу в разные стороны, делал множество фотографий, вел подробные наблюдения за восходами Солнца и горизонтом, выпускал аэростаты, наблюдал за стеклянными бутылками, считывал показания денситометра и вообще чудесно проводил время. Единственная проблема заключалась в том, что новая система контроля потребляла ужасно много топлива. Только астронавт намеревался накренить капсулу или пустить ее в рыскание совсем чуть-чуть – как тут же пересекал невидимую черту, и из баков вырывался еще один огромный гейзер перекиси водорода.

Во время второго витка несколько диспетчеров предупредили Скотта, чтобы он начал экономить топливо, иначе его будет недостаточно для спуска в атмосферу, но только на третьем, последнем, витке Карпентер понял, насколько снизился уровень топлива. Большую часть последнего витка он просто позволял капсуле дрейфовать и поворачиваться в любом направлении, чтобы не приходилось пользоваться ни автоматическими, ни ручными двигателями. С этим вообще не возникало проблем. Даже когда он был развернут головой вниз, к Земле, не создавалось никакого ощущения дезориентации, чувство верха или низа вообще отсутствовало. Плавание в состоянии невесомости понравилось Скотту даже гораздо больше подводного, которое он так любил.

Хотя Карпентер постоянно думал о низком уровне топлива, но все же не мог сопротивляться возможности поэкспериментировать. Он потянулся за денситометром, задел рукой за люк капсулы, и за окном появилось облако «светлячков», которых видел Джон Гленн. Скотт пустил капсулу в рыскание, чтобы разглядеть их. Ему они скорее показались похожими на снежинки. Он ударил по люку, и появилось еще одно облако частиц. Скотт качнул капсулу, чтобы посмотреть на них, и потратил при этом еще часть топлива. Чем бы ни были эти «светлячки», они имели отношение к корпусу капсулы и вовсе не представляли собою какую-нибудь микрогалактику. Они пробуждали любопытство, и Скотт принялся раскачивать и вертеть капсулу, чтобы разгадать эту тайну. И тут внезапно наступило время подготовки к вхождению в атмосферу, а Скотт уже не успевал выполнить соответствующие операции, предписанные картой контрольных проверок. Кроме того, ситуация с топливом стала вызывать некоторое беспокойство. А в довершение ко всему автоматическая система контроля больше не могла удерживать капсулу под нужным углом. И Скотт переключился на автоматическое управление… но при этом забыл отключить ручную систему. Десять минут топливо расходовалось обеими системами. Карпентер собрался включить тормозные двигатели вручную, и в это время Алан Шепард, диспетчер из Аргуэлло, штат Калифорния, начал обратный отсчет. Когда Шепард произнес «пуск», угол наклона капсулы составлял примерно девять градусов, и было уже слишком поздно менять его. Практически не оставалось топлива для того, чтобы контролировать колебания капсулы при вхождении в атмосферу. Когда Скотт вошел в густые слои атмосферы и радиосвязь прервалась, Крис Крафт и другие инженеры стали готовиться к худшему. Связи уже давно пора было восстановиться, но ее не было. Похоже, Карпентер потратил все топливо на свои забавы и сгорел. Инженеры в ужасе переглядывались: из-за этой катастрофы программу заморозят на год, если не больше.