Но все это не имело особого отношения к его истинной ипостаси. А вот выбор Сойки…

— Да Энда с ним, с моим мнением! — Арве был так потрясен, когда увидел товарища, целующегося в лесу с человеческой девушкой, что даже злиться на его скрытность не мог. — Ты хоть понимаешь, чем рискуешь?! Неужели эта девчонка стоит крыльев?!

Ярке нахмурился, явно не желая обсуждать подобные вещи даже с лучшим другом.

— Много нам с тобой дали эти крылья? — угрюмо спросил он. Арве сверкнул глазами, не понимая, и неожиданно почувствовал себя преданным.

— Ты соображаешь, что говоришь?! — в тихом бешенстве спросил он. Ярке отвел взор, но, как оказалось, вовсе не по той причине, что думал Арве.

— Знаешь, как я попал в плен? — негромко проговорил он и посмотрел куда-то вверх, будто опасаясь встретиться взглядом с товарищем. — Думаешь, люди плохие: в ловушку заманили? Как бы не так. Мы с родителями напали на караван торговых кораблей. Просто так, от скуки. Слишком долго летели над морем и решили немного развлечься. А те оказались готовы. Отца сняли первым же выстрелом. Мама пыталась увести охотников от меня, и с тех пор я ее больше не видел. Сам оказался на Арене. Там, кстати, тоже не одни лишь невинные овечки обитали. Расплатились, конечно, сполна…

— Зачем ты мне это рассказываешь? — насупился Арве, хотя и сам предполагал ответ. Ярке пожал плечами.

— Не стоит ставить себя выше других только из-за того, что боги дали тебе крылья, — сказал он. — Они же могут их и забрать, если решат, что ты чересчур возгордился. И с кем тогда останешься, Арве?

Арве фыркнул, принимая независимый вид, хотя предъявить, по сути, было некого. Родители? Так он уже много лет жил без них и не хотел снова становиться зависимым. Джемма отвернулась: впрочем, Арве давно понимал, что она сделала свой выбор и не откажется от него. Ора нашла себе человеческого парня и явно собиралась связать с ним жизнь. Ярке, кажется, примеривался к такому же пути. Если все они станут людьми, Арве рано или поздно придется с ними расстаться. Как и с товарищами из бывшей команды. Как и с ребятами- дружинниками, с которыми он успел сработаться. Отказаться от всего, чего он уже успел добиться. Быть может, даже вернуться в Долину и снова привыкать к драконьей жизни.

Но даже в этом случае он не был готов отказаться от крыльев. Небо всегда казалось даже не вторым, а первым домом, и именно оно имело самое большое значение. И Арве искренне не понимал тех, кто считал иначе.

— Найду, с кем, — буркнул он. — Уж точно не с той, что потребует принести их в жертву!

Ярке усмехнулся и повел бровями.

— Посмотрим, — заметил он.

После разговора с ним Арве почувствовал себя совершенно потерянным и никому не нужным. Думал, откроет другу глаза, объяснит, чем тот рискует, может, даже немного поругается, как с Орой, отведет душу и избавится от стойкого ощущения никому ненужности, поселившейся в душе с тех самых пор, как Джемма махнула на него рукой, не заметив попытки защитить ее и не оценив ее по достоинству. Арве, конечно, не хотел, чтобы она села в тюрьму вместо него, но надеялся, что Джемма найдет хоть пару добрых слов в его адрес: все-таки он — ни много ни мало — рисковал жизнью из-за ее проступка. И когда услышал из ее уст лишь что-то вроде: «Дуралей! Кто тебя просил вмешиваться?» — ощутил, как все теплые чувства к ней растаяли, оставив только разочарование и непонятную тоску.

Но потом стало только хуже. Ярке после возвращения из Хантесвила словно подменили. Он витал в облаках, отвечал невпопад и все время норовил куда-то сбежать, возвращаясь в казарму уже затемно с совершенно глупым выражением лица и явным нежеланием приходить в себя. Парни, кто постарше, мигом прочухали, в чем дело, принялись перемигиваться и перешептываться, а вот Арве пришлось ждать момента, когда он увидел причину столь ощутимых перемен с товарищем собственными глазами. И понял, что отныне потерял и Ярке.

Ора никогда не была ему особенно близка, но Арве чувствовал в ней родную кровь, а потому и ее выбор воспринял как личное оскорбление, окончательно выбившее у него почву из-под ног. И острое ощущение одиночества навалилось, вызывая желание не тянуть до переломного момента, а прямо сейчас все бросить и отправиться к своему племени. И, наверное, если бы не близкий бой, в котором армелонцы очень рассчитывали на драконов, Арве так бы и сделал. Но однажды он уже предал своих друзей и повторяться не желал.

Однако ничего ему не мешало прямо сейчас оборотиться и развеяться в любимом небе. Выплеснуть обиды, избавиться от предубеждения — и возвратиться обновленным, наполненным восторгом и надышавшимся свободой.

Разве что-то на земле могло дать подобные ощущения? И разве не глупо поступали его друзья, отказываясь от такого блаженства ради непонятных обжиманий с двуногими?

Арве громко фыркнул, выражая свое недовольство, и перекинулся во вторую ипостась. Расправил крылья, взмыл вверх, всей душой отдаваясь родной стихии. Сначала просто резал небо, выплескивая негодование, потом немного оттаял, разошелся, принялся шалить, кувыркаясь в облаках и выделывая разнообразные трюки. Эх, если бы сейчас еще быть не одному! Устроить с Ярке соревнования на скорость. Или сыграть с Джеммой в жмурки: когда она становилась невидимой, ему не надо было даже закрывать глаза, а только ловить движение воздуха, а потом сцапывать Джемму, снующую прямо перед его носом в уверенности, что он не сможет ее увидеть. Или, может, с Орой…

Арве вздрогнул, заметив вдалеке силуэт дракона. Пригляделся, но на таком расстоянии даже драконье зрение отказывалось подсказывать, кто бы это мог быть. Но для Арве имя сейчас и не имело особого значения — только желание собрата оставаться ящером. Он рванул за удаляющейся точкой, испытывая невероятный подъем духа, но очень скоро осекся, резко затормозил, наконец узнав юную бронзовую драконицу.

Гейра!

Вот уж кого Арве совсем не хотел видеть. Он всеми силами старался забыть тот факт, что именно она вытащила его из тюрьмы, взяв на себя вину, которой вовсе не было, и что он вместо того, чтобы сердечно поблагодарить ее за спасение, буркнул в стиле Джеммы: «Кто тебя только об этом просил?» — а сам задыхался от стыда и непонятного смущения. Гейра тогда пожала плечами и благородно не стала тыкать его носом в грязь, уча вежливости. Да только это оказалось еще хуже, и Арве с тех пор раз за разом вспоминал эту безобразную сцену, костерил себя за грубость и не знал, как избавиться от угрызений совести.

Не ждал. Не думал. Всегда относился к Гейре, как к неразумному ребенку, способному лишь на капризы. Помнил еще, какую она сцену ему устроила, когда он отказался взять ее с собой в город. Долгое время потом был уверен, что именно она сдала их с друзьями взрослым. А затем оказалось, что это был один из его товарищей, которому Арве доверял, как самому себе. Как потом Джемме. Тоже его подставившей.

На кой ляд Гейре понадобилось вытаскивать его из ямы? Нет бы спросить, когда была такая возможность, а не мучиться потом неизвестностью и собственной грубостью. Чего ради накинулся на девчонку, которой — сколько? — лет тринадцать-четырнадцать, наверное, если на нее дело не завели? Может, она просто несправедливости не терпит, вот и решила помочь. А теперь уверится, что делать добро — только себе вредить, если даже вполне себе взрослый парень не оценил ее порыва, — запрется и перестанет верить в справедливость. И Арве будет в этом виноват. Потому что не смог вовремя справиться с собой и сделать то, что был должен. И теперь все также трусливо прятал голову в песок.