она считала, что Синтия прогадала. Джону было проще делать вид, будто Лиллиан вовсе не существует. Один из гостей вспоминал, как она «сидела на диване, уминая цукаты», а Джон «прошел мимо, не сказав ни слова».

Являлись и более призрачные фигуры. Однажды, когда Синтия была дома одна, в дверь постучались. На пороге стоял незнакомец, «плешивый коротышка с жидкими седыми волосами». Он представился отцом Джона, Фредом; его слова подтверждались первым же взглядом: «у этого немытого оборванца, настоящего бродяги, было лицо Джона».

Объяснив, что Джон вернется через пару часов, Синтия пригласила Фреда в дом, познакомила с внуком, Джулианом, и угостила чаем и горячим бутербродом с сыром.

Беседа шла ни шатко ни валко, пока не отыскалась общая тема: пятидесятидвухлетний Фред упомянул, что давно не был в парикмахерской, и Синтия предложила его подстричь.

По какой-то причине Джон не сказал Синтии, что несколько недель назад, впервые за семнадцать лет, встретился с отцом. Джону было шесть, когда Фред разругался с Джулией из-за опеки над сыном, устроился стюардом на корабль и на четыре года ушел в плавание, а вернувшись в Англию, разбил магазинную витрину, стащил манекен и пустился с ним в пляс. Его арестовали и посадили на полгода.

Из тюрьмы он написал Мими, сестре Джулии и тете Джона, с просьбой помочь ему вернуться в жизнь сына. Ответила Мими жестоко: «Ты превратил свою жизнь в совершенный бардак и навлек позор на семью. Если у тебя осталась хоть капля достоинства, уезжай в Новую Зеландию и забудь о прошлой жизни. Ты же не хочешь, чтобы сын узнал о твоем пребывании в тюрьме?»

К 1963 году Фред скитался по стране, зарабатывая на скудное существование мытьем посуды в гостиницах и ресторанчиках. Он и не надеялся вновь увидеть сына, но тут один из уборщиков в ишерской гостинице «Мур-Плейс» сказал ему, что фамилия лидера «Битлз» — Леннон и что выглядит он точь-в-точь как Фред.

Фред отправил Джону несколько писем, но те остались без ответа. Тогда он обратился к репортеру «Дейли скетч», и тот, почуяв горячий материал, начал переговоры с Брайаном Эпстайном о встрече пропавшего без вести отца и знаменитого сына. Наконец, 1 апреля 1964 года, они встретились в офисе NEMS на Монмут-стрит.

Джон с раздражением (назовем это так) спросил отца: «Ну, чего надо?» Фред ответил, что ему ничего не нужно. «Я сказал, что талант у него от меня, — заявил он «Дейли скетч» и с типичной для Леннонов бестактностью добавил: — Не сочтите за хвастовство, но двадцать пять лет назад я делал то же самое, что он сейчас, только намного лучше!» На корабле Фред развлекал коллег песнями из мюзиклов: гвоздем программы была «Little Pal» Эла Джолсона[495], которую Фред исполнял с надрывом, вычернив лицо сажей.

Минут через пятнадцать их разговор прервал Эпстайн — под предлогом того, что им назначено на Би-би-си. Встреча выдалась неловкой, но не катастрофической.

Вполне естественно, что Джон испытывал к отцу смешанные чувства; его постоянно бросало от любви к ненависти, а в промежутках он хандрил. Судя по всему, он понял, что по натуре похож на Фреда и, сложись жизнь иначе, последовал бы по отцовским стопам. «Я уже не ненавижу его, как раньше, — говорил он Хантеру Дэвису. — Может, не только его вина, что они расстались, — может, и Джулия была виновата… Если бы не «Битлз», я, наверное, кончил бы, как Фредди». В тот момент Дэвис не поверил, но потом признал, что в этом есть доля правды: «Трудно представить, как Джон ходит на службу, встраивается в офисную иерархию или хотя бы работает художником либо дизайнером — даже без учета того, что он так и не сдал экзаменов в Художественном колледже. Ему бы все это вскоре наскучило. И вполне возможно, он кончил бы жизнь бродягой».

Pratt/Keystone Features/Getty Images

У Фреда сложились неоднозначные отношения с Джоном, который ценил дерзкий, разгульный и бунтарский характер отца и, случалось, в порыве великодушия признавал, что Фред, выросший в приюте, стал жертвой обстоятельств. «Он, в общем-то, неплохой. Чудаковатый, вот как я», — говорил Джон Синтии; почти то же самое он повторил потом Питу Шоттону: «Приятный тип. Забавный такой, чудила — совсем как я».

Их дальнейшие отношения были неровными и взрывными, примирения переходили в ссоры, требующие новых примирений. Даже когда все шло гладко, Фред во что-нибудь да вляпывался. Как-то они разговаривали о музыке, и Джон спросил, какие из его песен нравятся Фреду. «Как по мне, у тебя все песни потрясающие, — ответил тот. — Но особенно мне нравится «Penny Lane»»[496].

Впрочем, Фред не ограничивался проявлением исключительно отцовских чувств. «Ну вот, пора снова искать работу. У Джона — тысячи, у меня — четыре шиллинга, — заявил он репортеру после их первой встречи. — Но я все равно самый счастливый человек на свете». Однако искушение нажиться на родстве оказалось непреодолимым. Сперва Фред продал историю своей жизни журналу «Титбитс» за 200 фунтов, а потом, в 1965 году, записал кошмарный сингл, не то пение, не то декламация, под названием «That’s My Life»[497]. «Я всю жизнь развлекал людей», — объяснял он прессе.

На песню он возлагал большие надежды, но продажи сингла провалились. Как и многие исполнители-неудачники, Фред нашел виноватого — Брайана Эпстайна. Возможно, в этом есть доля правды: в своей автобиографии Синтия вспоминает, как Джон, «разозленный наглой попыткой отца примазаться к его успеху… попросил Брайана сделать все возможное, чтобы такого не допустить. Не знаю, сделал ли что-то Брайан, но песня в чарты не попала». Фред вместе со своим новым менеджером заявился на порог «Кенвуда» в одиннадцать вечера, намереваясь потребовать объяснений, но Джон был не в настроении принимать гостей. «Иди нахер!» — выкрикнул он и захлопнул дверь.

Тем не менее они продолжали поддерживать отношения; Джон помогал Фреду материально, хоть и в скромных масштабах: купил ему двухкомнатную квартиру в Кью и установил содержание — 10 фунтов в неделю. Работая судомоем в толвортской гостинице «Тоби Джаг» в графстве Суррей, Фред обручился с некой Полин, студенткой, на тридцать пять лет моложе его. Он привез Полин в «Кенвуд» и попросил Джона с Синтией дать ей работу и жилье. В «Кенвуде» снова разыграли семейную мелодраму. «Полин прожила у нас несколько месяцев, и это был кошмар, — вспоминала Синтия. — Она постоянно плакала и ругалась с матерью из-за Альфа [Фреда]. Спала в мансарде, а мы только и слышали, как она