Она пила коньяк, не чувствуя вкуса, и думала: когда? И где? И как? Женя не знала, в какой именно момент ей пришла в голову эта мысль: еще тогда, в электричке, или дома, или сейчас. Вряд ли сейчас — иначе она не взяла бы с собой скальпель. Как будто маленький помощник из любимых в детстве эстонских сказок тихонько шептал на ухо: в этой девице живет часть Лады. Если убить ее — это значит снова убить Ладу! Пусть она бессмертна, но на какое-то время опять станет слабой, оставит тебя в покое…

— Жень, да ты меня не слушаешь? — Кира подтолкнула ее локтем.

— Извини, я все думаю…

— Покупать или нет?

— Угу…

— Может, пойдем прогуляемся немного, пока светло? Электричка еще не скоро.

Они вышли на улицу и обошли участок кругом.

— С той стороны тоже калитка есть, прямо в лес, но все крапивой заросло, — Кира икнула и прикрыла рот рукой. — Пойдем, я тебе покажу, где сом живет. Тут недалеко.

Они шли по лесу. Тропинка почти сразу потерялась в опавших листьях. Вокруг была сказочная, нереальная красота, но Женя не обращала внимания ни на покрытые бархатным мхом валуны, ни на оранжевые сосны, ни на сверкающие золотом березы.

«Только бы не заблудиться потом, — думала она. — Сейчас, еще немного, вон у того дерева…» Во рту пересохло, коньячный наркоз давно выветрился.

— Вон, смотри! — Кира, громко топая, неловко, как теленок, побежала к ручью. — Это он сейчас маленький, а весной пол-леса заливает.

— А сом-то где? — спросила Женя.

Ручей впадал в маленькое черное озерцо, скорее даже пруд, из которого потом бежал дальше. В центре пруда примостился поросший лохматой травой пятачок земли с одной-единственной чахлой осинкой.

— Там он и живет, где глубоко. Я, правда, сама не видела, но говорят, здоровый. Лягушек жрет.

— Кира, смотри! — крикнула Женя.

— Что?

— Да вон там, внизу! Нагнись пониже!

— Не вижу ни хрена! — Кира наклонилась к самой воде.

Сильным точным движением Женя сдавила ей шею. Кира ахнула, взмахнула руками, судорожно хватая ртом воздух. Все крепче сжимая левой рукой ее сонную артерию, Женя быстро вытащила скальпель. Пульс бился под пальцами, будто умоляя о пощаде. Четыре секунды, пять…

Кира потеряла сознание. Держа ее за плечо, Женя быстро чиркнула лезвием поперек артерии. Багряные струйки потекли прямо в пруд, смешиваясь с черной водой.

Полуприкрыв глаза, Женя смотрела, как, обгоняя друг друга, падают в пруд капли, и от каждой расходится маленький круг. Где-то там, за ними, за этими черными кругами, был вход в бездну, где раздавленной змеей извивалась и шипела Лада…

Судорога пробежала по телу Киры — и отозвалась в Жене острой вспышкой наслаждения. Ей захотелось спать — прямо здесь, у пруда, на опавших листьях, на сухой траве, под убаюкивающее журчание ручья…

— Да черт возьми! Не время! — прикрикнула она на себя.

Оглядевшись по сторонам, Женя увидела неподалеку большой кусок гранита, видимо, отколовшийся от валуна. Ломая ногти, брезгливо стряхивая каких-то слизняков, она подтащила камень к пруду, задрала свитер Киры, царапая загорелую кожу, которая уже ничего не может чувствовать, и засунула под него замшелый обломок. Потом заправила свитер в джинсы и хотела уже столкнуть тело в воду, но замерла, не в силах оторвать взгляд от бледного, удивительно красивого профиля. Длинные светлые волосы плыли по воде, как водоросли.

Женя зажмурилась. Всплеск… Когда она открыла глаза, вода уже успокоилась, и ничто не говорило о происшедшем. Веселые струйки ручья, попадая в пруд, терялись в глубине, и только на противоположной стороне, там, где он продолжал свой бег, гладь слегка волновалась.

— Не все же сому лягушек жрать! — громко сказала Женя, не узнавая своего голоса.

И равновесие воцарилось снова.

Лада вернулась в новогоднюю ночь.

Женя сопротивлялась сколько могла. Весь январь. Краски осыпались с мира, как амальгама со старого зеркала. Темнота была совсем рядом, в нескольких шагах. Смех Лады, ее презрительно сощуренные глаза преследовали Женю повсюду. Не сознавая того, одной ногой она уже шагнула в безумие и теперь изо всех сил пыталась удержаться на вершине горы, чтобы не соскользнуть в пропасть.

Мысль о своей избранности, пока еще нетвердая, сомнительная, кружилась рядом, как птица, выбирающая место для гнезда. Ничего не зная о Марине Колычевой, Женя тем не менее убила ее. «Она такая же! — оправдываясь, говорила себе Женя. — Я не смогла бы убить невинного человека. Бог не позволил бы мне сделать это».

Затем она случайно встретила на улице Юлю Ремизову, которая, по ее мнению, заведомо была виновна в Машиной смерти. Заманив в свой дом под предлогом придуманного страхового договора, Женя подкараулила ее на темной лоджии. В том не было особой необходимости — Лада еще не оправилась после удара, но оставить в живых убийцу Маши Женя не могла.

Вернувшись домой и уже засыпая, она повторяла про себя то, что должна будет сказать, если ее станут допрашивать: она видела убийцу, мужчину среднего роста с темными волосами и в темной крутке. Ей казалось, что она описывает Володю Торопова. «Да, это Торопов!» — твердила она себе и пыталась представить, как Володя идет ей навстречу от подъезда и отворачивается, поравнявшись. Если бы ей сказали, что она описывает саму себя, Женя поразилась бы до глубины души.

А на следующий день она познакомилась с Иваном. Это была волна чего-то необычного, сладко тревожного, на гребне которой Женя прожила три месяца. Но летом все началось снова.

Вернувшись утром после убийства Алисы на Стремянную, Женя никак не хотела признаться себе в том, что приехала туда в надежде еще раз увидеть Ивана. Она не могла понять себя: зная, что отношения с этим человеком не дадут ей абсолютно ничего, кроме разочарования, Женя тем не менее не могла избавиться от мысли о нем. «Он — мой последний шанс покончить со всем этим кошмаром, — думала она. — Если получится. Лада мне больше не страшна. Со временем я смогу все забыть — как страшный сон, смогу жить нормальной жизнью».

За несколько часов эта идея прошла все стадии развития от «это просто глупо» до «так и сделаю». Женя упорно гнала от себя мысль о том, что Иван здесь играет роль разменной монеты, средства достигнуть цели. Цели, которая оправдывает средства? Оправдывает ли? Она не знала. И не очень-то хотела знать.

Иван не стал спрашивать ни о чем, не стал выяснять отношений — он просто приехал. И не успел еще подойти к ней близко, дотронуться до нее, как Женя поняла: все напрасно. Но останавливаться было уже поздно. Она закрыла глаза и отдалась происходящему, вообразив на секунду, что рядом с ней Лада. Это было невероятно, абсурдно, но стало легче. Женя инстинктивно догадывалась о том, что должно быть для Ивана приятно, и старалась доставить ему удовольствие, как будто умоляя о прощении за то, что пыталась его использовать…