– Он сам так вам сказал?

– Ну, не прямо вот так, – слабо признал Линкольн, – но, похоже, он и двух фраз не может произнести, без того чтобы как-то не сослаться на вас. Меня, конечно, это не касается, но его сын еще в кадре присутствует?

– Он рассказал вам об Эрике?

Линкольн кивнул.

– Нет, он сам отвез его к парому в ту ночь, когда тот… меня обидел. Велел не возвращаться на остров, иначе… – Договаривать нужды не было. – Мы понятия не имеем, куда он отправился. У меня по-прежнему все его вещи. Думаю, Джо жалеет, что выгнал его, но никогда в этом не признается. Об Эрике мы не говорим.

– Извините, – произнес Линкольн, и ему по правде было жаль, что он об этом заикнулся. Никогда еще не видел он человека, так люто воюющего с собой, как Джо Гроббин.

– К людям он жёсток, – продолжала Беверли, словно читала его мысли. – А особенно к себе. Вы знали, что он учился в Дартмуте?

– Нет, – ответил Линкольн, хотя его это и не удивило – с учетом того, как оскорбился Гроббин, когда Линкольн уточнил, где находится Минерва.

– Один семестр. Но потом у него мать заболела, и он вернулся домой помогать. И больше уже не уезжал. Все деньги, что были, ушли на врачей.

– Круто ему пришлось, что и говорить, – произнес Линкольн, стараясь вообразить, как бы ему самому было, если бы пришлось возвращаться в Данбар после семестра в Минерве. – Но вы дадите ему знать, что я заглядывал? У меня есть новости, которые могут его заинтересовать.

– Мне так стыдно, – произнесла она, когда он уже повернулся уходить. – Но я забыла ваше имя.

– Линкольн, – напомнил он, ощущая, как сдуваются у него паруса. Несомненно, так ему и надо.

По наитию он поехал в Катаму, и там в паре сотен ярдов от берега, на полоске травы между проезжей частью и велодорожкой, стоял старый пикап. В зеркальце заднего вида Гроббин заметил, как он подъезжает.

– Если бы я даже верил в совпадения, на такое не повелся бы, – произнес он, опустив стекло в окне, когда Линкольн приблизился.

Тот кивнул.

– Мне пришло в голову, что вам еще разок захочется посмотреть на своего ястреба.

– Как выясняется, не все, что хочешь видеть, желает видеть тебя.

Линкольну показалось, что он говорит отнюдь не о птице.

– Долго я вам мешать не стану.

– Извиняюсь за прошлую ночь, – произнес Гроббин. – Я вас напугал?

– Есть немного, – признался Линкольн.

– Вовсе не входило в мои намерения. Я надеялся напугать Кевина. Он толкает стероиды местным пацанам, а те такие тупые, что думают, будто станут профессиональными атлетами, если только немного подкачаются. Как на ваш взгляд, он испугался?

– Да не очень.

– Ага, он точно к угрозам моим отнесся спокойно. В общем, вы опоздали. Я уже поговорил со своим другом из полиции. Рассчитываю, он скоро нанесет вам визит.

– Зря потратит время, – ответил Линкольн. – Вчера ночью я выяснил, что Джейси умерла еще в семидесятых.

– Вы это знаете?

Линкольн не сумел сдержать улыбку.

– Нет, но я в это верю. Выяснилось, что она действительно уехала с острова на том пароме. Они с Мики тайно встретились в Вудз-Хоуле. Она убедила его бежать вместе с нею в Канаду, а не являться в призывную комиссию.

Он ожидал, что Гроббин найдет к чему придраться в этом рассказе, но тот лишь задумчиво кивнул.

– Настолько смазливая была девчонка? Повезло ему тогда, что она не убедила его банки грабить. Хотя не объясняет, почему она ничего не сообщила родителям.

– Тут долгая история.

– Говорите, сама умерла?

– От той же неврологической болезни, что прикончила ее биологического отца.

Линкольн видел, как у старика заработал ум.

– Иными словами, не того мужика, кого отделал ваш друг Мики?

– Не-а.

– Наверное, я смогу заполнить здесь пробел.

– Понимаете, мистер Гроббин, я для этого все вам и рассказываю. Потому что вы с вашим другом Троером только и делали, что заполняли пробелы, вот только заполняли вы их неправильно.

И тут он снова ожидал отповеди, но ее не последовало. Гроббин лишь пожал плечами, как будто ему показали арифметическую ошибку в чековой книжке.

– Бывает, Линкольн.

– Ага, но когда такое случается, разве не полагается передумать? Помедлить и прикинуть, в чем еще вы могли ошибаться?

– Например?

– Ну, на вашем месте я бы еще разок подумал насчет этой вашей операции. Примете верное решение – глядишь, выиграете себе еще немного времени, чтоб поразмыслить и обо всем остальном.

– Больше времени на раздумья обо всем, что я сделал неправильно, и обо всех, кого неверно оценил? Вы говорите так, что меня это не очень-то привлекает, Линкольн, особенно при том, что альтернатива – мирно помереть во сне, веря, что я сделал все от меня зависящее.

– А спите вы мирно?

Тот могуче выдохнул.

– Что ж, Линкольн, тут вы меня подловили. Нет, мирно я не сплю.

– Мистер Гроббин?

– Ну?

– Беверли вы по-настоящему небезразличны.

Лицо у старика помрачнело.

– Я в курсе. Вы к чему-то клоните?

– Ну, вы же сами всегда говорите, что нам нужно лучше относиться к девушкам, нет? Почему тогда лучше не отнестись к ней? Ради вашего же собственного блага дайте ей в этом одержать верх.

Гроббин долго рассматривал его, после чего сказал:

– Черт, Линкольн. Я только что проиграл в споре, да?

– Полагаю, да.

– И вы теперь довольны собой.

Линкольн пожал плечами.

– Может, самую малость.

– Не знаю, друг мой. Кривая это дорожка – давать женщинам то, чего они хотят. Как только приду в себя после наркоза, эта первым делом примется меня донимать, чтоб писал ей уютный детективчик. Чтоб стал посмешищем для всего острова. А виноваты во всем этом будете вы, да только вы отсюда уедете, и мне придется отыскать какого-нибудь невинного и отыграться на нем.

– Будущее вы видите очень ясно.

Тот кивнул и начал поднимать стекло.

– Дар такой.

Одна последняя обязанность, – подумал Линкольн, – она осталась напоследок, потому что самая противная.

Троер открыл ему в одних плавках – к счастью вообще-то, хотя Линкольн не впервые задавался вопросом, почему мужчины с выпирающим пивным пузом так часто гордятся своим телосложением. Троер же, увидев, кто стоит у него на пороге, громко заржал и крикнул через плечо: