Князь Иван с женою поместятся в доме, отдельном от дворца, ион не будет так часто с царем, как бывал доселе, и противники его, конечно,воспользуются этим случаем, чтобы погубить его. Сестра ненавидит его, и меняуверяли, что она поклялась погубить брата, но в то время как она хочетподкопаться под своего брата, она не совсем уверена в собственном счастье. Царьне имеет к ней ни капли любви и относится весьма равнодушно; кроме того, онначинает ненавидеть дом Долгоруких и сохраняет еще тень любви к фавориту. Емуеще недостает решимости; лишь только он обнаружит ее, погибнут оба (и фаворит,и его сестра), и здесь произойдут новые и ужасные перемены. Хотя прежде, чемэто случится, конечно, пройдет некоторое время, возможно, даже длительное, коимследует умело воспользоваться в интересах нашего короля и нашей католическойверы.

И вот еще что напоследок. Отец невесты фаворита, БорисПетрович Шереметев, в 1686 году был послом в Вене. Братья нашего ордена, детиИгнатия Лайолы, обращались к нему с просьбой посодействовать в строительстве вМоскве костела, да не в частном доме, а отдельно, чтобы церковь построена былас колоколами, чтобы погребение умерших католиков совершалось открыто, чтобы этоподтверждено было государевой грамотою за себя и своих наследников. Шереметевотвечал: «Этой слышать не годится, и костелы римские в российском царствииникогда не бывали и впредь быть тому невозможно». Что же, ваше преосвященство,нам остается только радоваться, что в жены русский император выбрал ЕкатеринуДолгорукую, а не Наталью Шереметеву с такой-то наследственностью. Как говорятрусские, без добра не бывает ничего худого, а во всякой бочке дегтя есть свояложка меда. А впрочем, я не силен в народных русских речениях в отличие отмоего секретаря дона Хорхе Монтойя, который пребывает по-прежнему вболезни".

Алекс тупо смотрел в камин, но едва ли видел причудливуюигру пламени. Рука его рассеянно поглаживала карман камзола, в котором былзаботливо спрятан заветный флакон, а он все еще не верил, не мог поверить, чточудо свершилось: утерянное вернулось к нему, а это значит...

Это значило многое — столь многое, что другой человек наместе Алекса должен был считать себя счастливейшим из смертных. По-хорошему,Алексу следовало сей же миг броситься в карете, верхом, в конце концов, бегом кКейту, чтобы сообщить ему: их надежды воскресли вышним промыслом, а это ивпрямь означает, что Бог с ними и за них. Следовало бы, да... однако он сидел вкресле у камина и не находил в себе сил сдвинуться с места.

Навалилась невыразимая усталость. Только благодаря тому, чтоон ощущал в кармане тяжесть розового яшмового флакончика, Алекс верил вреальность случившегося — верил, что несколько мгновений тому назад здесь былаДаша.

А теперь ее нет... Мелькнула, словно копье, пронзившеечеловека насквозь и полетевшее дальше. Он был так потрясен ее появлением,возвращением флакона, что сейчас с трудом мог вспомнить ее слова. Внезапновырвавшись из объятий Алекса, она пробормотала, что более нет необходимостиподдерживать их ложь о взаимной любви, поскольку отныне государь не станетпреследовать ее своими домогательствами. Да, Алекс уже слышал о помолвке Петрасо старшей княжной Долгорукой, но считал эти разговоры пустыми слухами. Даша,однако, подтвердила их вполне категорично.

До чего же странные были у нее глаза, когда она говорила обэтом!.. У Алекса даже мелькнула мысль, а не жалеет ли она о том, что отверглалюбовь императора?

И эти слова: «Бедный государь, бедный мальчик... Он обманут,он обманут! Я в этом виновна!»

Что она имела в виду? Неужели ту ложь, на которую пошли онис Алексом?

Ложь во спасение... Ах, кабы это было ложью! Ведь Алекс непритворялся ни на единый миг и, когда снова стиснул ее в объятиях, ощутил такойсамозабвенный восторг, что доподлинно знал: потребуй от него Господь смерти воплату этого мгновения — он не постоит за ценой.

И она, она тоже... Даша тоже не лгала в эту минуту — Алексзнал, чувствовал это. Не только губы и тела — сердца их обменялись страстнымпоцелуем, души слились воедино. Казалось, невозможно сделаться ближе друг кдругу, чем они были, — но внезапно Даша вырвалась из его объятий и началаговорить, говорить...

Алекс нахмурился. Даша была взволнована так, что едва моглавыражаться связно. Пересказывала какой-то страшный сон, говорила, что Алекс долженостерегаться неведомого человека, который носит плоский браслет, искусносоставленный из золотых чешуек. Все он пропустил мимо ушей, потому что былпросто убит ее словами о том, что больше они никогда не увидятся, придетсязабыть ее, ибо так нужно, она умоляет об этом. Но горе, отчаяние, которыми былиполны ее глаза, свидетельствовали: для нее разлука смерти подобна, так же какдля самого Алекса.

Он только собрался сказать ей о своей любви, как она вынулафлакон из розовой яшмы — и на какое-то мгновение Алекс забыл обо всем на свете.А когда очнулся от забытья, Даши уже не было, и преследовать ее было напрасно,она исчезла, как исчезает поутру сон, и, право, он мог бы подумать, что это быллишь сон, когда бы не вещица, которую он сжимал в руках.

Она не объяснила, как попал к ней розовый флакон, Алекс неуспел спросить. Да какая разница?! Главное — утраченное вернулось. На некий мигэто показалось ему самым главным в жизни, он забылся — и Даша вмиг исчезла... Аон остался сидеть в кресле у камина, хотя давно уже должен был спешить, лететьк Кейту, отдать ему заветный флакончик, выслушать слова его одобрения изаверения в том, что Алекс вернул себе доверие ордена, что в той будущейРоссии, которую Кейт намерен создать в соответствий с замыслами своими и тех,кто послал их с Алексом в эту мучительную страну, они смогут достигнутьнебывалых высот почестей и богатства!

Мучительная страна... Эти слова, которые частенько повторялКейт, накрепко засели в сознании Алекса. Он никогда не любил Россию — слишкоммало жил в ней, слишком мало знал ее, частенько стыдился национальнойпринадлежности к русским, родства с ними, чуждался их и всеми силами пыталсяотделить себя от них; порою воистину мучился тем, что это разболтанное,противоречивое, несуразное государственное образование — его родина, предпочелбы видеть в этой роли могущественную, цивилизованную державу вроде Франции, аеще лучше Англии — да, именно Британии, владычицы морей! Однако сейчас Алексвдруг ощутил, что, несмотря на все свои и чужие старания, несмотря на то, чтовся его жизнь фактически прошла вне этой страны, он никак не может разорватьглубинной, порою даже неосознаваемой и тем не менее удивительно прочной связи сней.